Поздравление Дочь С Днем Рождения 26 Лет

Ты не можешь презирать меня больше после того, что ты уже знаешь, – сказала она, решаясь на все. В то время он еще ходил в рясе семинариста; в этой одежде он бывал в кафе, на балах – и почти всегда под руку с женщиной. – Да, я знаю его с того времени и виделась с ним очень часто. – Да, три или четыре года, но это уже не имеет значения. Его зовут «Аббат Пуляр» по имени одного расстриженного аббата из Латинского квартала, но это не его настоящее имя. – Нет, этим именем он называется только в клубах и у кокоток. – спросила Нисетта, удивленная тем впечатлением, которое произвели на Поля ее слова.

До сих пор он не мог объяснить себе причины, которая заставляла братьев хранить тайну и не выдавать правосудию виновного.

Он находил удивительным, что они не пользуются случаем исполнить волю отца, так как они повиновались завещанию казненного. Они, кредиторы эшафота, найдя виновного, должны были принудить его сознаться в преступлении, но не мстить ему. Но Панафье, от имени своей названной матери, и Эжени Герваль – от своего собственного имени – могли предать негодяя правосудию. Теперь же он понимал, что братья не согласились на это, потому что, заглаживая одно несчастье, они должны были сами вызвать другое.

Они бы спасали имя отца, предавая позору имя сестры.

Понятно, что произнесенное Нисеттой имя Андре Берри произвело на Панафье такое сильное впечатление, что, несмотря на всю свою сдержанность, он не смог скрыть его. – Ты задаешь мне бессмысленные вопросы, – поспешно ответил он. – Если бы я знал его, то мне не нужно было бы встречаться с тобой и узнавать о нем. Просто удивительно, что есть человек с тремя разными именами: аббат Пуляр, Рауль де Ла-Гавертьер и Андре Берри. Нисетта побледнела и как бы против воли сказала: – Да, знаю, и поэтому ты должна говорить откровенно. – Я могла бы сказать тебе, что он сделал это потому, что любил меня.

Он становится любовником богатых женщин и ночью убивает их. – В тот день, когда я все узнала о нем, я его любила.

Вспомнив, что Нисетта толкнула Луизу в объятия аббата, он сказал: – В таком случае ты была его сообщницей. – Да, однажды ночью, когда, по его словам, он устроил выгодное дело.

– вскричала озадаченная и немного успокоенная Нисетта. Поль взял ее за руку, подвел к свету и сказал: – Я также знаю про дело на улице Дам на Монмартре.

Испуганная поведением и тоном Панафье, Нисетта хотела вырваться, не понимая, откуда ее любовник мог знать такие страшные вещи. – Я знаю многое, Нисетта, – продолжал Панафье, – поэтому не старайся скрывать от меня что-нибудь. То, как я поведу себя в будущем, зависит от твоего чистосердечного признания. Отвечай мне – была ли ты любовницей этого человека, когда он убил вдову на улице Дам? – Ты знала, что он хочет совершить это ужасное преступление? Он был игроком, и каждый вечер уходил, возвращаясь поздно ночью. Зато в течение десяти-двенадцати дней мы жили широко. Один раз он не смог ничего выиграть, и нам пришлось все заложить и продать. Наконец наступил день, когда у нас ничего не осталось.

Измученная этой жизнью, я рассердилась, но он успокоил меня, сказав, что через несколько дней мы разбогатеем. Через три дня он вернулся домой, около четырех часов утра.

Я не задувала свечку, так как хотела с ним поговорить серьезно, когда он вернется. Он удивился, увидев, что я не Поздравление С Днем Рождения Дочь 45 Летием сплю так поздно и хотел улыбнуться, но у него ничего не вышло. «Почему ты до сих пор не спишь?» – спросил он прерывающимся от волнения голосом, стараясь казаться спокойным. – «Для чего?» – с беспокойство спросил он, нахмурив брови.

«Чтобы сказать тебе, что мне надоела такая жизнь, и я хочу порвать с тобой». «Милая Нисетта, – сказал он, смеясь, – ты хочешь, чтобы наша жизнь изменилась? Тут он опустил руку в карман, достал оттуда пригоршню золота и бросил на постель. Он принес около десяти тысяч франков золотом и около двадцати тысяч купюрами. «Где ты все это взял?» – «Э-э, – отвечал он мне, – счастье не всегда постоянно». Он лег спать и сразу уснул, но сон его был беспокойным. Так как он вдруг закричал во сне, то я его разбудила. Он выпрямился и с ужасным видом спросил: «Я что-нибудь говорил?» «Нет», – ответила я. Он вздохнул с облегчением и еще раз спросил: «Так я ничего не говорил?» – «Почему ты об этом спрашиваешь?» – «Потому, что мне снился ужасный сон». Тогда я встала и приготовила ему согревающее питье. Так как мне рассказали об убийстве на улице Дам, то однажды вечером я заговорила о нем.

«Почему ты мне это рассказываешь?» – спросил он, побледнев. К тому же я придавала слишком мало значения тому, что рассказала, но не могла забыть его странного ответа и беспричинного гнева. Под бельем я нашла сверток, развязала его, чтобы посмотреть, что в нем лежит, и увидела кольца, цепочки и драгоценности. Когда я все это рассматривала, пытаясь понять, откуда у него все это, он вошел в комнату, и, бросившись ко мне, начал душить, говоря: «Ты слишком много знаешь, Нисетта, чтобы жить». Я стала сопротивляться, просила пощады, клялась, что буду молчать.

Вдруг он остановился, выпустил меня и сказал: «Я достаточно много знаю, чтобы не дать арестовать себя».

Панафье сухо сказал: – Ты обещала мне все рассказать, теперь уже поздно останавливаться. – Он хотел сказать, что я убила своего ребенка, который родился у меня после того, как я оставила мужа, – выдавила Нисетта.

Бедняжка умер раньше, чем родился, я его не убивала… Панафье чувствовал, что его сердце наполняется презрением и отвращением от всей этой грязи. С этого дня наша любовь погибла, но мы жили вместе поневоле, связанные друг с другом тем, что мы знали. И с этого дня… – С этого дня ты занялась тем, что стала искать ему женщин, которые могли бы удовлетворить его капризы? Я говорила тебе, что этот человек передал мне свои пороки. Панафье, поняв недостойную связь, в которой она признавалась, сделал жест отвращения и презрения.

– Я принимала участие во всех праздниках, вела роскошную жизнь. Эти циничные признания, которые он сам хотел услышать, возмущали его. Он видел Нисетту в новом свете и стыдился своих отношений с этой женщиной. – Я читаю твои мысли, – отозвался Панафье, пристальный взгляд которого был устремлен на молодую женщину.

– Ты знакомила его с женщинами, которых он должен был убить! Его любовница – ты искала ему других любовниц, которых вы вместе убивали вашей смертоносной любовью!

– Нет-нет, – сказала Нисетта, – я просто знала его лучше всех. Ты лжешь: ты была его сообщницей в убийстве Мазель. Испуганная обвинением, которое он высказал просто на всякий случай, Нисетта отступила, совершенно потеряв голову. – Слушай, – сказала Нисетта, дрожа от страха и стыда, и чувствуя, что попалась в грубую ловушку, думая, что Поль хочет помириться с ней.

– Я знала Адель, к которой он ходил почти каждый день. Мы часто веселились вместе с Аделью, которая обожала его. Он бросил меня за несколько дней до преступления, уверяя, что женится, но будет видеться со мной иногда и не даст мне испытывать ни в чем недостатка, а пока из-за его свадьбы нам нужно прервать всякие отношения.

Так как в то время я уже не любила его, то была очень довольна. Спустя некоторое время я узнала об убийстве Адели и стала подозревать, в чем дело. – И ты ничего не сделала для того, чтобы не осудили невиновного? Я ненавидела Адель и ее любовника Корнеля Лебрена, который поссорил нас, и один раз она даже меня выгнала. – Я не сказала ничего, а когда началось следствие, он пришел ко мне и велел познакомиться с одним студентом, который присутствовал при вскрытии трупа, чтобы узнать, нашли ли настоящую причину смерти. – Ведь об этом ничего не было упомянуто на процессе. Удивленная Нисетта продолжала: – Несколько дней спустя я увидалась с ним, и он посоветовал мне скрыться, так как мое имя было произнесено прислугой. Вот тогда я и стала госпожой Левасеер, что тебя так удивляло.

Через три года, когда все выяснилось, я бросила его. – Он приказал мне отправиться в путешествие в Женеву и Лион. – Из-за Эжени Герваль по прозвищу «Графиня»… – Да ты полицейский! – Ты ездила в Лион, чтобы познакомиться с Эжени Герваль? Теперь она понимала, что значили мнимая страсть и странный каприз Моля. Она постоянно попадалась в грубые ловушки, расставляемые для нее, и на этот раз она зашла слишком далеко.

Для нее не было возможности отказаться от сказанного, надо было продолжать свои признания. Панафье, заметивший внутреннюю борьбу Нисетты, сказал ей: – Ты понимаешь, Нисетта, что теперь речь идёт о твоей свободе. – Я не буду с тобой спорить, но если ты не будешь продолжать, я подумаю, что ты тоже… – И ты выдашь меня? – Если ты солжешь, то отправишься прямо отсюда в тюрьму. – Ты была в Лионе в вечер отъезда Эжени Герваль в Париж? – Что вы дали ей выпить за ужином, что она потеряла память?

Но в отдельном вагоне, в котором мы отправились, кутеж продолжался. Тогда Рауль заставил ее выпить шампанское, в которое был насыпан желтый порошок. Этот порошок вначале приводит в возбуждение, внушает безумные идеи – а затем наступает сон. – Один раз ты уже применила этот порошок у себя дома на Левассере, и с того дня бедняк находится в доме для умалишенных.

Нисетта, кто заставил тебя совершить это ужасное преступление?

– Однако у него не было причины ненавидеть Левассера.

– Андре дал мне на сохранение шкатулку с драгоценностями и бумагами.

Я тщательно спрятала эту шкатулку, но однажды Левассер нашел ее и стал требовать у меня объяснений, которых я не могла ему дать. Между нами произошла ужасная сцена, и я сказала ему, что эта шкатулка была мне подарена.

Я хотела отнять у него шкатулку, но он отказался отдать ее и объявил, что отнесет ее в полицию, куда владелец может обратиться за ней. Тогда я побежала предупредить Рауля, заставив тем самым Левассера остаться дома, так как он не мог оставить дом без присмотра.

Левассер перерыл все и нашел белье и платье, которые ты видел на мне иногда. Тогда он сказал, что понимает теперь мои странные отлучки, и теперь все это должно кончиться.

– спросил Панафье, испуганный и озадаченный смелостью и цинизмом существа, на которое он смотрел до сих пор как просто на женщину весьма легкого поведения. Он воображал, что представляет на земле Амура, посланного Орфеем пленять женщин своими прелестями. У Панафье невольно вырвался гневный жест, но он тут же сдержался. Эта женщина без души и сердца внушала ему глубочайшее отвращение. – И этот же самый порошок вы использовали в случае с Эжени Герваль?

Она открыла глаза, и так как порошок уже начал действовать, послушно встала. Я вынуждена была привести в порядок ее костюм, потому что она ничего не соображала.

Рауль подал ей руку, довел до экипажа и сел вместе с ней. – Рауль поручил мне получить багаж и отвезти в указанное место.

– И таким образом несчастная была вами ограблена… – Нет, на ее плече висела маленькая дорожная сумочка, в которой лежали ее драгоценности и бумажник, содержащий довольно большую сумму денег. Там он нанял квартиру, которую меблировал мебелью, купленной в отеле Друо. – К Адели Мазель он всегда приходил одетый таким образом.