Поздравление Мамы С Днем Рождения Дочери 37 Лет

Не зря на коронации в Павии король несколько раз обеспокоенно справлялся о судьбе Ирменгарды, причем как бы случайно ностальгия по сестре накрывала его всякий раз в присутствии Беренгария. Так что внуку императора волей-неволей придется проглотить эту пилюлю. Гвидолин не мог знать, что в своих стремлениях ослабить своих врагов, король хотел пойти много дальше и вслед за Фриульской также разделить надвое Иврейскую марку, предоставив титул маркиза графам Ивреи и Турина.

Об этом папа с королем спорили больше всего, но в итоге папа убедил короля на время воздержаться от этой идеи, которая неминуемо подтолкнула бы Беренгария к немедленной войне с королем. Но самое важное в королевской речи были оставлено на десерт. Сделав небольшую паузу, во время которой папа и король обменялись многозначительными взглядами, Гуго объявил, что, в виду «внезапной, вынужденной и печальной» вакантности титула, своим королевским решением утверждает Петра Ченчи из Тоссиньяно в сане герцога Сполетского.

1682-й год с даты основания Рима, 6-й год правления базилевса Романа Лакапина (август 926 года от Рождества Христова). Подобно осеннему ветру, прогоняющему прочь шлейф сухих листьев, удивленный шепот пробежал по рядам собравшихся. Король и папа внимательно осматривали взглядами своих приближенных, пытаясь уловить их реакцию. Вассалы покорно склоняли голову и дружно тянули «Аминь», последовал их примеру и его преподобие, епископ славной Пьяченцы, однако по лицу его гуляла саркастическая улыбка.

Нечего сказать, прекрасный торг провели между собой светский и церковный владыки, на чьих лицах сейчас явно читалось наслаждение своим триумфом! Все их маневры, предпринятые за последние несколько месяцев, строго подчинялись единому и согласованному сценарию, венцом которого, помимо королевской коронации Гуго, стала узурпация титула сполетского герцога. Конечно, они не могли объявить об этих своих последних волеизьявлениях прямо на коронации, Беренгарий и Гвидо Тосканский устроили бы им скандал и бросили вызов, не сходя со своего места, в первый же день воцарения Гуго на троне, и среди прочих гостей у них нашлось бы немало единомышленников.

Теперь же позиции потенциальных смутьянов серьезно ослаблялись.

Права папского брата были немедленно закреплены королевским указом, что в глазах людей того времени значило немногим меньше Господней воли. Гвидолин и прочие почти осязаемо видели, какой грозной и всепобеждающей силой становился этот союз государей, и инстинкт самосохранения диктовал им всем необходимость как можно скорее этому союзу подчиниться. Дело было сделано и больше не было необходимости самим напрягать свои голосовые связки. Возвращенные в зал глашатаи озвучили еще несколько второстепенных решений о монаршьих дарах и несколько выписанных кому-то привилегий от Святого Престола, но большинство гостей они мало тронули. Пергаментные свитки вскоре были торжественно скреплены высочайшими печатями и отправлены нотариям на составление копий и для отправки подготовленных документов всем вассалам Итальянского королевства, а также, в порядке почтительного уведомления, базилевсам Константину и его соправителям Лакапиным, герцогам Греческой Лангобардии, Генриху Птицелову и бургундцу Рудольфу. Гвидолин мысленно представил себе, какую бурю чувств эти письма произведут в Безонтионе, Иврее и Лукке. В тот момент, когда все хозяева и гости готовы были церемонно разойтись, чтобы вместе собраться через несколько часов на вечернюю службу, плавно переходящую в трапезу, в рядах гостей случилось некоторое замешательство и раздался хор недовольных голосов, перекрываемый чьим-то требовательным и настойчивым фальцетом. Брови папы и короля синхронно взметнулись вверх, удивленно и сердито. Неужели даже среди этих, весьма тщательно отобранных ими вассалов, нашлись таки недовольные? Однако, к своему немалому облегчению, они ошиблись. Сквозь строй гостей, наконец, смог пробиться худосочный, но с обвислыми, как у старого хомяка, щеками священник Герланд, некогда королевский капеллан, а с недавних пор королевский ревизор монастыря Боббио. При виде Герланда, Гвидолин, обладающий поистине волчьим чутьем, насторожился и в первый раз пожалел о своем решении следовать за королем. Герланд распростерся ниц пред уже поднявшимися со своих кресел папой и королем и заголосил что-то нечленораздельное, но зато искреннее и отчаянное. Его страстный монолог на бургундском прерывался лишь Поздравление Друзьям С Днем Рождения Дочери 13 Лет на вознесение к небу своих рук и на энергичное указание перстами куда-то в сторону дверей. Король повернулся к папе и извиняющимся жестом развел руки в стороны. - Отец Герланд, ваши чувства вполне объяснимы, но обвинения слишком серьезны и напрямую касаются интересов Церкви, чей главный пастор находится среди нас. Найдите же в себе силы повторить ваши слова на понятном ему языке. - Волею Господа, ибо ничто в мире не происходит иначе, как по повелению Создателя мира сего, и милостью короля нашего Гуго, мы, верные вассалы короля нашего, были направлены с ревизией в благочестивый монастырь Боббио, не так давно пострадавший от рук врагов Христа и Церкви Его, и посему требовавший к себе сострадания и помощи. Велики были наши печали при созерцании ужасных картин разорения этой благочестивой обители. Но тысячекратной стала наша скорбь, когда узнали мы, что еще больше притеснений и разорений славным братьям этого святого гнезда доставили те, кто нося в душе своей яд, тем не менее по сию пору называют себя, не боясь гнева Господа, примерными христианами и, о прости меня Всевышний, служат Церкви Твоей и языком лживым и дланью ворующей, благословляют свою наивную паству.

Не я говорю вам, великие владыки мира, но десятки языков праведных братьев сего монастыря взывают к вам о защите своей от корыстных посягательств епископа Гвидолина, брата его Райнара, и всей епископской курии Пьяченцы! Совсем не в таком качестве мечтал Гвидолин стать центром всеобщего внимания. Он быстро огляделся вокруг себя и увидел, что слуги его и священники Пьяченцы мгновенно отхлынули от него, как от чумного, а на некоторых лицах епископ вполне явственно успел заметить злорадные ухмылки.

- Обвинение действительно слишком серьезное, ибо предъявлено главе церкви славного и могущественного города. Ваше преподобие, мы просим вас ответствовать истцу, – и папа повернулся к Гвидолину, не успев до конца стереть следы злорадства и со своего лица. – собственный голос показался Гвидолину каким-то чересчур резким и визгливым. Надо было, конечно, ответить как-то хладнокровнее и мягче, но эмоции опередили разум. - Иного ответа я и не ожидал, – спокойно ответил папа и перевел свой взгляд на Герланда, – ибо стало бы грехом неслыханным и позором всем нам корысть отца церкви города Пьяченца.

Мы вынуждены просить подтверждения словам вашим, отец Герланд, в противном случае даже ваша безупречная служба нашему славному королю Гуго не спасет вас от сурового наказания.

Только пересказы со слов все тех же несчастных монахов, до которых доходили жалкие крохи от щедрых пожертвований, выделявшихся еще императором Беренгарием и меценатами наподобие Адальберта Тосканского. Многих сильных мира сего тронула печальная участь этого монастыря и многие пожелали принять участие в его восстановлении, однако, несмотря на все их немалые усилия, с течением времени описание разорения святой обители становилось все более масштабным и удручающим, ибо в канцелярии Гвидолина, без сомнения, находились люди одаренные и не лишенные творческой жилки. Именно в Пьяченце оседала львиная доля пожертвований монастырю, что позволяло хитроумному Гвидолину содержать не только талантливую епископскую курию, но и довольно внушительный воинский отряд, благодаря чему Гвидолин стал серьезным игроком на политической арене Северной Италии за последние семь лет. Гвидолин продолжал твердить «ложь и клевета» на чувственные, но сбивчивые и все более истеричные выкрики Герланда. Король с любопытством наблюдал за спором и за самим папой, гадая, на чью сторону встанет понтифик. Интуитивно он чувствовал, что Иоанн питает к Гвидолину определенную антипатию, но доводы Герланда все-таки были абсолютно голословны. Наконец папа поднялся со своего трона и развел руки в стороны, словно судья на боксерском ринге. - Господь наш всемилостивейший, прошу тебя вразумить меня и наделить мудростью разум мой дабы справедливо разрешить позорный спор служащих церкви Твоей.

Ведь не может быть две истины и сердце мое скорбит, ибо очевидно, что один из спорящих сейчас лжесвидетельствует. Все присутствующие вместе с папой простерли руки к небу. - Вероятно, мне придется назначить нового ревизора в монастырь, – король как всегда мыслил исключительно практично и был одним из немногих, кто сейчас не рассматривал небо, ища там ответ. - Славим тебя, о Господь наш, за то, что ниспослал нам владыку земли твоей сколь сильного, столь и разумного. Но грех корысти сейчас затмевается грехом лжесвидетельства.

Господь знает истину и в сей печальный час, и знает имя того, кто лжесвидетельствует и в грехе своем упорствует.

И да преисполнятся наши сердца просьбами к Господу, просьбами от любящих Его и вожделеющих истину!

Я твердо намерен незамедлительно исполнить Его суд! – спокойный и прагматичный тон короля явно диссонировал сейчас с изобилующей пафосом речью понтифика. - Нам поможет Святой Колумбан, чьими усилиями был основан монастырь Боббио и чьи святые мощи были переданы в дар нашему королю его преподобием отцом Гвидолином. Указую своей курии завтра к полудню доставить на это же самое место кубок с мощами Святого Колумбана и пусть каждый участник спора, сотворив молитву, отведает вина из святого кубка и громогласно ответствует о правде своей. Вернувшись в свою резиденцию, епископ Гвидолин, внешне стараясь ничем не выдать беспокойства, тут же призвал двух верных диаконов, которые в свое время вместе с Умное Поздравление Дочери С Днем Рождения братом епископа Райнаром надоумили Гвидолина подарить королевской столице кубок, пьедестал которого якобы содержал мощи Святого Колумбана. Дождавшись прихода диаконов, Гвидолин выгнал всю прочую челядь вон. - Верно ли, что этот кубок с мощами Святого Колумбана? Диаконы, поначалу отвечали утвердительно, что да, сей сосуд действительно является кубком Святого Колумбана и со времени канонизации святого хранится в крипте кафедрального собора Пьяченцы. Однако вскоре, под напором Гвидолина, они начали путаться, из-за чего вконец смутились и, наконец, один из них, здоровенный малый с плутоватыми глазами, пристыженно промямлил, что они, вместе с Райнаром, дабы угодить Гвидолину, заложили в самый обыкновенный кубок чьи-то безвестные останки, в изобилии и без должного учета и уважения хранившиеся в крипте.

Принадлежали ли эти останки Святому Колумбану, в наши дни покровительствующему, как это ни странно, мотоциклистам, или это кости другого, давно скончавшегося почтенного монаха, они доподлинно не знают, и никаких свидетельств со стороны об этом нет.