Поздравление Мамочке С Днем Рождения Дочери В Картинках

И когда он родился, нам казалось, что весь мир разделяет с нами эту радость. Как и все родители, мы ловили его первую улыбку, ждали появления первого зуба, не спали ночами, когда он заходился в плаче, беспокоились о нем, тревожились, любили.

Знакомые и родственники, заглядывая в его чудное личико и умиляясь, увлеченно искали сходство: «Папин носик, мамины глазки, а вообще — вылитый дедушка!» Он с самого начала был особенным, и неудивительно — это же был наш сын! Книжки с самого раннего детства стали его друзьями, он их листал, грыз, потом читал — с упоением, отключаясь, казалось, от всего мира. Он знал так много обо всем, чего совершенно не знали дети его возраста.

Постепенно в то время, когда мы с ним стали выходить гулять, меня начала охватывать какая-то смутная тревога: его очень интересовали дети нашего двора, он подходил знакомиться, так хотел играть с ними, но что-то происходило, я даже не успевала заметить что, и он опять оказывался один. Я злилась на них: эти бестолковые дети не хотят играть с моим сыном! Мое сердце разрывалось от жалости к нему, злости на них и все возрастающей тревоги. Не помню, когда я стала злиться на него — за то, что не может, за то, что у него не получается. Он же мой сын — он должен уметь такие простые веши!

Тревога, раздражение, обида варились во мне, и я даже не понимала, что они копятся и не дают мне радоваться жизни. Я не помню того момента, когда радость совсем покинула наш дом. Муж стал приходить все позже, я становилась все более усталой, сын все более странным. Но временами он становился таким отстраненным, что даже рассказывая о своих любимых галактиках, он как будто был не со мной, как будто я была не нужна ему. Иногда на него находили жуткие приступы злости, и тогда он колотил все, что попадало под руку, в том числе и меня. Моя тревога перешла в полное смятение, раздражение — в едва сдерживаемую злобу, которая прорывалась в криках, резкости, шлепках. В такие моменты мне казалось, что я — худшая мать на Земле. И Бог, если он есть, краснеет от стыда на небесах, видя все это. Вина выливалась в редкие слезы по ночам, а наутро снова превращалась в злость. Каждый раз после бурных разборок я чувствовала не просто упадок сил — полное опустошение, в которое неумолимо заползала вина, заполняя всю меня до самого горла. Хуже всего было то, что мне периодически казалось, что я перестаю его любить. Эта мысль была самой невыносимой, и я старалась, чтобы она больше никогда не проникала в мою измученную голову.

Как-то ночью я проснулась от кошмара — вся в поту, сердце выскакивает из груди. Я больше не могла заснуть, а наутро взяла справочник и к вечеру договорилась с психологом о встрече.

Я боялась ужасно, меня трясло так, как никогда Красивое Поздравление С Днем Рождения Мамочке От Дочери прежде, ни перед каким экзаменом я не волновалась так, как в то утро. Мой сын, на удивление прилично вел себя в кабинете: что-то рассказывал, отвечал на вопросы, описывал разные картинки, был вполне даже мил с этой девушкой, которая почему-то становилась все беспокойнее. — Я засыпала ее вопросами, надеясь, что сейчас она даст простой совет и все станет понятно, все станет хорошо. — Вы знаете, мне кажется, что вам надо показаться еще одному специалисту — психоневрологу вашей поликлиники.

А лучше обратиться в детскую специальную больницу для обследования. — Я задавала вопросы, ответы на которые не хотела знать. Но они спасали меня от самой себя, заслоняли мою тревогу. Но мне кажется, вам самой будет спокойнее, если вы будете точно знать, болен он или нет.

Если он болен, ему потребуются лекарства, лечение, помощь. — Я не ушла оттуда, а вылетела, точнее, меня вынесло, и я не помню, как мы оказались на улице. Она — молодая девчонка и ничего не понимает в детях! Это определенно ошибка, полная глупость, ерунда, бред! Я еле дождалась вечера и День Рождения Дочери Поздравление Подруге С Днем Рождения после чая, оставшись наедине с мужем, стала рассказывать ему эту ужасную историю.

Муж, казалось, слушал вполуха, как-то странно пряча глаза. — Чего трудно-то, ты же дома все время, не работаешь. «А и правда, я так и предполагала, что все это — глупости. Вот и муж говорит», — думала я с некоторым облегчением, надеясь на то, что сейчас придет освобождающий, крепкий сон. Опять что- то заволновалось внутри: «Наверное, я точно плохая мать — ною, с ребенком не могу справиться, хотя не работаю. Вот он вырастет, будет учиться в школе на одни пятерки, а потом откроет что-нибудь великое, и тогда все узнают, что я права — он лучший!» Через неделю муж, все так же пряча глаза, бубнил, собирая свои вещи: «Я думаю, нам надо расстаться. Только теперь осознаю, какой я тогда выглядела дурой, все время задавая одни и те же вопросы: — А как же мы? с будущей зарплаты, — бросил он через порог, выволакивая свои чемоданы. Отупение, боль, страх, злость, ужас, снова отупение. Вы можете представить, что чувствует мать, когда понимает, что ее сын сходит с ума? Он попал в ту самую детскую специальную больницу, а я — в клинику неврозов.

Постепенно мне становилось легче, но от чувства вины, пропитавшей все клетки моего организма, я по-прежнему не могла есть и спать, только когда дозы таблеток становились такими, что ими можно было усыпить стадо слонов, меня выключало, как телевизор. Он же твой сын, твой ребенок, твой любимый маленький мальчик!» .

Он пошел в школу, конечно, в специальную школу, с которой на самом деле я никак не могла смириться и где-то в глубине души говорила сама себе: «Это временно. Он поправится, и тогда все поймут, какой он умный, и еще будут уговаривать его пойти на самую лучшую работу. Все наши знакомые и родственники постепенно поисчезали, как будто и не было их вовсе. Муж давал деньги только тогда, когда я приходила к нему на работу и ловила его возле проходной.

Он, как всегда, напряженно изучая неприхотливые рисунки на мраморном полу, совал мне мятые купюры и, явно стыдясь, удалялся от меня как-то боком, чтобы, не дай Бог, никто не заподозрил, что мы знакомы. После его фразы: «Сама виновата, надо было лучше воспитывать», я все поняла и еще раз ужаснулась собственной наивности и глупости — с каким человеком я жила! Теперь мне от него нужны были только деньги, чтобы выжить, покупать лекарства, еду, учебники, одежду. Я ненавидела его самого и его деньги, которые были мне так нужны, от которых я никак не могла отказаться! Но я все равно не понимала, не верила до конца, что он может до такой степени не интересоваться собственным ребенком. Когда сыну становилось лучше, наш дом как будто наполнялся надеждой, солнцем, воздухом.

Потом ухудшение, приступ, больница, вина, злость, боль, стыд. Никогда, ни разу, никто не ответил мне ни на один из них. Иногда мне начинало казаться, что я сама могу сойти с ума, еще чуть-чуть — и не поможет даже клиника неврозов. От усталости, боли, тревоги все во мне начинало разрушаться и умирать.

К счастью, мне встречались замечательные люди — психологи, врачи, такие же, как я, переживающие горе родители. Они объясняли, утешали, поддерживали, вселяли уверенность в том, что мы справимся, что мы — не одни. Мой сын смог делать сам то, что раньше, как мне казалось, было ему совершенно не под силу. И хотя временами нам по-прежнему бывало очень трудно, в нашем доме хотя бы иногда появлялась радость. Я даже стала мечтать о том, что когда-нибудь случится чудо и у нас гоже будет мужчина в доме, ему — отец, мне — муж, человек, который полюбит нас и будет уважать, ценить, поддерживать.

Потому что мы сможем оценить то, что подарит нам судьба — еще один день нашей жизни, еще один день вместе. Ребенок рождается для жизни, а не для того, чтобы умереть, убивая. Кодекс офицерской чести он впитал вместе с тем воздухом, которым дышали его родители, особенно папа-военный. Папа всегда знал, что, кому и когда надо делать, оставалось только беспрекословно подчиняться. Потому что вынести отцовский крик и побои было не по силам маленькому мальчику, еще и потому, что мама никогда не вставала на его защиту. В свои сорок он до сих пор сомневается, любила ли она его когда-нибудь. И от обиды и боли лицо его искажается, он всеми силами стремится удержать слезы (стыдливая роскошь солдата).

Ярость и обида копились внутри, заполняя все углы души. На войне все просто — есть приказ, и всем понятно, что делать. Потом просто, как водить отцовскую машину, на газ нажимаешь, и готово. Она вырывается из закоулков души и звенит в горле, сжимает руку, в которой автомат.

Но потом почему-то столько не выпить, чтобы забыть, как перерезал горло мальчишке и его теплая кровь заливала руки. Ярость не уходила, наоборот, с каждым разом от этих воспоминаний становилась все огромнее.

Хотелось одного: убить кого-нибудь, даже не оружием, просто голыми руками. Убить немедленно, а то изнутри разрывало атомным взрывом.

Не потому что не хотел, просто Красивое Поздравление Мамочке С Днем Рождения Дочери ему сказали — ты уже не солдат, теперь война не для тебя.

Все, что он умел, — защищать и убивать, больше ничего. А как жить с яростью в душе, погребенной под обломками вины за то, что убил столько?

Жизнь хоть и мирная, а убивать хочется — так много мерзости вокруг, спасает только свободное от автомата плечо и еще что-то, может, ангел-хранитель, разжимающий уже сжатый кулак.