Поздравление На День Учителя Классному Руководителю Смс

Харасанов то и дело поглядывал на Франца знакомым взглядом.

— Тебя, Франц, безусловно интересует причина по которой мы с Василием приехали в Россию. Третья — материального характера, чисто бизнесовая. — Как говорят до сих пор на территории бывшего Союза “молчание — знак согласия”. Во-первых, я должен любой ценой отыскать могилу Татьяны и похоронить ее по-человечески. — Думаю, вытащить правдивую информацию из московских ищеек будет нелегко. В Нью-Йорке я купил для тебя студию, подготовил приличное жилье. Так что пора, Франц, воплотить твою мечту в действительность. Что касается третьей причины, уверен, Франек, она тебя удивит, шокирует, произведет эффект разорвавшейся бомбы. — В США я занимаюсь бизнесом, можно сказать, большим бизнесом. Недавно у мена появился коллега, который скупает и коллекционирует произведения искусства. Как-то он мне поведал, что начиная с 20-х годов коммунистические лидеры в Москве проводили закрытые аукционы произведений искусства.

Для крупнейших миллиардеров и миллионеров выставлялись полотна знаменитых художников всех времен и народов. “Народное достояние”, как тогда выражались, уходило в тайные частные галереи Вашингтона и Дели, Лондона и Парижа. Так вот, Франек, теперь самое Поздравление Учителю Классному Руководителю На День Учителя интересное, — продолжал Харасанов. — Он мне предоставил список не проданных по неизвестным причинам полотен. Предлагаемая на аукционе сумма достигла восьмидесяти миллионов долларов. По неизвестным причинам в последний момент картина была снята с аукциона. Из обычного гостя, которым в данный момент являлся Франц, он превратился в каменного. — До вашего приезда кое-какую работу мы уже проделали, — после некоторой паузы продолжил Харасанов. — Круг людей, имеющих непосредственное отношение к полотну, вот в этом списке.

Из перечисленных наибольший вес с советской стороны, — улыбнулся Харасанов, — имел член Политбюро товарищ Войтович. Дальше идет разная шушера, наименьшей из которых является фигура хранителя запасников бывшего гэбиста Павла Васильевича Космакова. Ненависть к богатым, которая, как правило, у бедных базируется на зависти, сделала свое.

Павел Васильевич Космаков сумел убедить двадцатилетнего предводителя чекистов города Кургана, что купец Полухин, который по сути вывел Космакова в люди, кровопийца и гад, и его необходимо срочно уничтожить. Перед тем, как чекисты разработали операцию, Павлуша Космаков проник в подвалы Полухина и утащил два бочонка золотых монет, которые Полухин, как истинный купец, хранил дома. Зная, что кража всплывет, вор зарядил обрез японского карабина, пробрался в спальню Полухина и в упор расстрелял хозяина и его двадцатилетнюю жену.

Чекистам осталось только констатировать факт и зачислить бывшего приказчика в свои ряды. С тех пор молодой сотрудник ВЧК Павел Космаков становился все более и более заметной фигурой в городе Кургане. Необходимо сказать, что не только хватка, но и лицо этого человека было волчьим. Острое с близко посаженными зелеными глазами, оно внушало непроизвольный страх у всех, кто с Космаковым общался. Ежедневно в подвалах общеизвестной организации он собственноручно расстреливал классовых врагов, а в свободное время, запершись в реквизированном особняке, пересчитывал тысячи золотых монет, украденных у купца. Но слухи о проделках бывшего приказчика все же просочились. Люди догадывались кто истинный виновник смерти купца и его жены.

Поэтому молодой начальник ВЧК решил в отсутствие Космакова обыскать его дом. Откуда ему было знать, что вместе с пакетом в город Кустанай, адресованном тамошнему ВЧК, в телеге под соломой, из России в Казахстан уезжали два бочонка, нагруженные золотом. Мысль, куда спрятать богатство, не давала Космакову покоя. Старинных замков, заброшенных домов, горных рек с берегами, поросшими вековыми деревьями, в северном Казахстане не имелось. Песчаные бури могли превратить заветное место в безликую пустыню — естественный ландшафт северного Казахстана. В принципе необходимо искать новое место жительства. Оказывается, у Полухина была вторая семья где-то под Акмолинском.

Доходили слухи, что взрослые сыновья купца уже наводили о Космакове справки. Подлый по натуре и коварный в поступках приказчик уже разработал план как “убить двух зайцев”. Но пока предстоял Кустанай и необходимость надежно укрыть от человеческих глаз пятьдесят килограммов червонного золота. Город на берегу реки Тобол встретил Космакова мрачным, дождливым рассветом. В отличие от центрального Казахстана, здесь иногда бывают затяжные дожди. До Кургана, как и до Новотроицка, было подать рукой. В Кустанайском ВЧК находился с проверкой гость из Москвы — соратник “железного” Феликса — Ян Войтович. Хищное лицо Космакова пришлось по душе опытному чекисту. Но главную роль в сближении все-же сыграли роль вещи столь прозаические, что узнай о них “железный” Феликс, он назвал-бы своего протеже мягкотелым интеллигентом, обывателем и еще бог знает кем. Не думая о себе, Космаков сходу предложил измаявшемуся Яну русскую баньку и в придачу привести в лучший вид шапку нестриженных волос.

Банным делом, как и искусством брадобрея, бывший приказчик владел в совершенстве.

Глубокой ночью, после баньки, стрижки и третьей бутылки пшеничной водки, Ян Войтович предложил Космакову переехать в Москву и стать по совместительству его личным парикмахером. Космаков сразу же согласился и попросил у Яна Войтовича о двух услугах. Первая: передать Дзержинскому докладную записку о бесчинствах, творящихся в рядах ВЧК города Кургана. Вторая была просьбой к Войтовичу отпустить его на три дня к несуществующему брату в поселок Джетыгару на границе с Оренбургской областью. Легкая тачанка, с разрешения начальника ВЧК укомплектованная пулеметом, подъехала к отдаленному поселку спустя десять часов интенсивной тряски. Космаков достал из полевой сумки карту, внимательно рассмотрел обозначения и поехал дальше.

Едва различимая старая дорога уводила куда-то в сторону от поселка. Появились заросшие травой холмы, напоминающие древние могильники.

“А вот и вы, дорогие”, — сказал громко Космаков, классически потирая от удовольствия руки. Поселок виднелся на расстоянии трех-четырех километров. Космаков остановил лошадей у подножья самого высокого холма и поднялся на вершину. Недалеко виднелись разбросанные тут и там полуразрушенные срубы, напоминающие колодцы. “Вряд ли кто либо в ближайшие сто лет вами заинтересуется”, — подумал Космаков, и спустился вниз. Стволы отработанных англичанами золотоносных шахт темнели черными провалами. Крышки срубов почти сгнили, земля осунулась, обнажая опасные места.

Космаков вытащил из тачанки веревочную лестницу и толстую пеньковую веревку с навязанными узлами. Один конец лестницы прикрепил к толстой, еще не успевшей сгнить, свае, а другой сбросил в провал шахты. Затем проделал то же самое с веревкой, но конец привязал не к бревну, а к железному кольцу на тачанке. Хорошо обученные военным командам лошади мгновенно реагировали на свист. Космаков привязал бидон с золотом к веревке, опустил в отверстие шахты, а сам по веревочной лестнице начал спускаться в ствол. Спуск был длителен, но страха Космаков не испытывал. Человек, детство которого прошло в заплеванных притонах и подворотнях, прошел закалку, которая не снилась благополучному обывателю. Отработанная шахта была наполовину заполнена водой. Стараясь далеко не уходить, Космаков отыскал подземное озеро в отработанном забое, возвратился к стволу и дважды свистнул. Космаков дошел до половины озера, но глубина оказалась недостаточной, чтоб скрыть драгоценную ношу. Шаг за шагом “приказчик” перетащил бидон на противоположный берег и мокрый от пота прислонился спиной к деревянным креплениям. “Все же, дорогой, придется тебя закопать”, — прошептали его губы, и он из-за пояса вытащил саперную лопатку. Углубившись где-то на метр, сталь лопатки издала неприятный скрежет. Космаков поспешно расширил отверстие и в свете “летучки” увидел металлическую крышку люка. Винтовая лестница вела куда-то еще глубже в отпугивающие недра. Долго не раздумывая, Павел Космаков с проворством юнги стал спускаться в черный провал. У монолитной стены громоздились деревянные и металлические ящики с неизвестным содержимым. Космаков открыл первый попавшийся ящик, и не смог сдержать возглас удивления. Из гнезд торчали рукоятки пистолетов системы “Кольт”. В длинных ящиках находились аккуратно упакованные английские карабины. Здесь же стояли металлические коробки, заполненные патронами.

“А вы, ребята, оказывается, дело знали туго, — подумал Космаков.

— Там, где есть золото, всегда необходимо держать порох сухим”. Керосинка начала источать красный свет, напоминая о том, что он провел под землей уже немало времени. Через полчаса облегченная тачанка, не заезжая в казахский поселок, мчалась в обратном направлении. Удивил не только Василия и Константина, но и Наташу. — Я бы много отдал, чтобы увидеть картину “Революция на Земле глазами марсиан” — сказал Франц. Достаточно того, что в каталоге или списке значится подлинное имя и фамилия художника. Но в камере хранения на Киевском вокзале находится одна вещь, которую мне очень хочется вам показать. — Благодаря тебе, Франц, я за бугром выбрал неплохое направление в бизнесе. — Новенькое, и мне нравится, — ответил Франц, — но до конца судить не берусь. Если, как ты говоришь, фирма предлагает за картину сто восемьдесят тысяч, значит она стоит не менее миллиона.

Господи, Франц, не обижайся, но ты ведешь себя словно наивный первоклассник. Ведь на вашей выставке в Киеве было по меньшей мере десять воров и в два раза больше аферистов. Когда они привезли картину, Харасанов и Наташа облегченно вздохнули.

— Будем считать, что родился в рубашке, — сказал Харасанов. — Но, запомни, подобное случается один-два раза в жизни.

Владеть большими деньгами…, такое дело безнаказанным не остается.

Франц изучал их лица, но не улавливал особенных эмоций в мимике и выражении глаз.

По-видимому, торговля предметами искусства уже успела наложить отпечаток на поведение этих людей. — просто спросил он, — обращаясь к обоим одновременно. Слова Харасанова как всегда были шокирующими и оригинальными. — Предлагаю за картину пять миллионов долларов уже сейчас. А на аукционе изобразительного искусства в Нью-Йорке за каждое отображенное здесь лицо вам заплатят минимум по одному миллиону. — Нет, он не шутит, — вклинился в разговор Василий.

Теперь Франц после слов Харасанова и Василия почувствовал глухое раздражение. Возможно, это была реакция на бесконечное упоминание о деньгах, а возможно и присутствие того барьера, который долго стоял на его жизненном пути, не давал возможности самореализоваться. — Хватит петь мне дифирамбы, — раздраженно сказал Франц.

Если вы скажете два, я скажу, что первое — это фантом, который уже фактически ушел из памяти. Принадлежит какой-то сволочи из бывших, а ты живешь в своей Жмеринке и не имеешь возможности купить себе хорошую студию. — Но теперь я эту возможность имею, — запротестовал он. — За “Украинские Афины” мне предложили сто восемьдесят тысяч долларов. — Опять ты за свое, — раздраженно сказал Харасанов. — Твои сто восемьдесят тысяч для настоящего западного коллекционера — двадцать копеек нищему из рук какого-нибудь работяги. Тебе необходимо творить в полную силу, а для этого нужны настоящие деньги.

— Итак, что вы мне с Василием предлагаете?… и ответьте: зачем вы опять приехали в эту страну? Они удивленно посмотрели сначала на Франца, затем друг на друга и рассмеялись. Мне необходимо посетить в Казахстане два города — Семипалатинск и бывший Целиноград, ныне Акмолу.

Василий же хочет проведать свою мать в Караганде, попытаться ее убедить выехать в США. Как бизнесмен, я хотел — бы заполучить твою картину с выгодой для нас обоих. Решай, едешь с нами, или будешь с Натальей ожидать известия у себя в Жмеринке. Кроме того, в Нью-Йорке, как я уже говорил, тебя ожидает чудесная студия. Решай сразу, завтра мы будем оформлять визы в Казахском посольстве. — Простите, друзья, но завтра мы с Наташей уезжаем в Жмеринку. Наташа будет учиться, а мне предстоит большая работа на одном из предприятий города Винницы.

А теперь давайте выпьем за ваше здоровье и наши путеводные звезды. УРОКИ «БРОНИРОВАННОГО» Борис Семенов, по кличке Баха, был не новичок в исправительной системе.