Поздравление От Дочери Папе В День Рождения От

— Какая роскошная, обаятельная женщина, — говорит он ей, властно обхватывая то, что когда-то было талией. — Мне это все говорят, — самодовольно улыбается она. Самоуверенность безмозглой дуры, одетой в золото, его бесит. Где-то там, за этими стенами, в московских малосемейках ютятся ткачихи и поварихи, не имеющие малейшего понятия, какие суммы денег просаживают в кабаках заплывшие жиром узаконенные воровки. “Ничего, — решает Василий про себя, — через два часа вы запоете у меня по-другому”. Они придут не раньше, чем через десять— пятнадцать минут”. Вы посидите, а я к вашему приходу закажу обалденную песню. Василий разворачивает платок, достает три ампулы клофелина и выливает в графин. — Ту, которая на брудершафт выпьет со мной фужер водки. “Ишачки вы, а не сибирячки” — думает он, и говорит вслух: — Но, тут, девочки, включается гусарский вариант — кто осилит больше фужеров. На графин с минеральной, из которого наливает он себе, не обращают внимания. Пышные тела костенеют, все больше напоминают манекенов. — Таня, Валечка, Катюша, — прикасается он к белым окорокам рук и видит, что они уже далеко. “Только не хватает, голубки, чтоб вы у меня рассыпались,” — говорит он вслух, и пальцами иллюзиониста открывает сумочки, освобождая содержимое кошельков. Для этого приходится вихляться в реверансах, пожимая руки и поочередно целуя сосиски пальцев.

Спешить не хочется, но содержимое карманов гонит в гостиницу. Жители южных регионов размахивают руками, доказывают.

Красивый блондин, похожий на иноземного студента, подозрения не вызывает. Василий проходит в холл четвертого корпуса и предъявляет пропуск. “Ура, кажется, я дома.” Он закрывает дверь на ключ и вытряхивает содержимое карманов на кровать. “Ого, вместе с побрякушками набежит на десять тысяч баксов. Рассвет из окна гостиницы не сравнишь с рассветом из окна барака в колонии. Здесь — осторожный стук и слова: “Мужчина, будете продлевать номер?”, там — “Подъем, подъем, суки, вы не на курорте!”, и лупит, лупит металлический прут о железные спинки коек. Окна его одноместного номера выходят на привокзальную площадь платформы “Окружная”. Неутомимый шашлычник уже потчует имущих граждан отличным мясом.

Василий принимает душ, стряхивает остатки похмелья и выходит на улицу. Мужская пища ощутимо вливает силы, а несколько глотков пива их закрепляют, приносят равновесие психики с физикой. Возле торговцев мелким товаром уже кружатся лопоухие бандиты.

Одетые в спортивные костюмы, как зэки в мелюстин, они важно разгуливают и бросают торговцам фразы, от которых его тошнит. — получив утвердительный ответ, они напыжено продолжают: — Смотри, братан, чтоб все было ништяк. Как правило, путь их на свободе после отсидки недолог. Выбрав кормушку, они будут черпать из нее до тех пор, пока кто-либо из своей братии не сдаст их в контору. Другое дело те, кто вертится возле валютников и приезжают на БМВ и “Мерседесах”. Одетые в шикарные Поздравление С Днем Рождения Папе От Дочери Большие костюмы, при галстуках они выпархивают из машин, обводят окружающих ласковым, предупреждающим взглядом и заскакивают обменивать сотни тысяч. — Ничего, доберемся и до вас, — шепчет он, — в свое время. Он выбирает на смену пару джинсов и английскую кожу.

Вернее, не его, а огромный кожаный “лопатник”[52] до отказа набитый зелеными. Упакованный толстяк набирает женских шмоток на семьсот баксов.

Толстяк бросает пакет в фирменную сумку, выходит из магазина и тащится к метро.

У продовольственного магазина, спрятанного в тени деревьев, Василий выбирает удобную позицию. Василий вынимает из кармана двадцатидолларовую купюру и подходит к толстяку. — Извиняюсь, мужчина, доллары не поменяете по курсу…? Пословицу “жадность фраера сгубила” придумал гений. Василий бьет ребром ладони ниже двойного подбородка. Толстяк падает как мешок картошки из рук пьяного грузчика. Двое прохожих разворачиваются и семенят в обратном направлении. Василий бросает пустой кошелек на толстопузого, снимает перчатки и уходит. На эскалаторе в мозг закрадывается противная мысль: “А что, если они начнут шерстить гостиничный комплекс.

Черт бы побрал бакланские наклонности, в самом прямом смысле нарушил заповедь “где живут — там не срут”. Он выскакивает из метро и бежит к гостинице со стороны кинотеатра “Рига”. Пока менты расчухаются и поймут что к чему, пройдет несколько часов. Он собирает вещи, ловит такси и уезжает с Окружной. Самое опасное место для человека с его биографией это вокзал. Вокзал — раздолье для милиции и капкан для джентльменов удачи.

На вокзале сотрудники милиции не обделяют вниманием ни степенных отцов семейств, ни простых парней в тельняшках с бакенбардами.

До всех у представителей власти есть дело, тем более, что господин Лужков дал охоте на людей зеленый свет. Василий вспоминает виденную по телесети рекламу, и держит путь в квартирное бюро Мострансагентства.

Однокомнатная стоит бешенных денег, но он уже в силах ее поднять. Хозяйка, толстая блондинка опасных лет, хоть сейчас готова разделить с ним ложе. — Такой молодой и без жены, — стреляет бледно-голубыми глазками, — в таком возрасте без женщины болеть начнешь. “Ну, что же, — решает он, — разгрузиться можно и с такой.” Ее тело ассоциируется у него с деревянным корытом, наполненным холодцом.

Она — мечта шоферов-дальнобойщиков, категории людей, обожающих, из-за недостатка комфорта, толстух. Они выпивают вторую бутылку шампанского, она делает третий заход, и он проводит Эльвиру туда, где ее ожидают муж и дети.

Василий принимает душ, меняет постельное белье и погружается в блаженство легкого сна. Василий бродит по Москве и чувствует себя превосходно. Дышится легко, в теле легкость, настроение хорошее. Казахстан, с его суховеями и песчаными бурями, кожу лица превращает в испещренный трещинами барабан.

Не удивительно, что казахи употребляют его в огромном количестве. Василий садится в первое попавшееся, продолжает знакомиться с Москвой. Он выходит на Вишневского, бредет вдоль трамвайной линии. Запах прелой листвы, пруды, никакого скопища, присущего центру.

Василий садится на скамейку, расслабляется, наблюдает за семейством, отдыхающим по соседству. Один ребенок егозит в коляске, второй, девочка, порхает возле счастливой мамы.

Вот оно истинное человеческое счастье, которого у него никогда не будет.

Будут продажные шлюхи, а семьи, детей, дома и душевного равновесия никогда не будет. А если опять зона — застрелюсь, прежде чем возьмут. Если даже удастся свалить за бугор, с моим туфтовым воспитанием и уголовными наклонностями одна дорога… пуля из револьвера полицейского. И все же, даже я, великий грешник, чувствую рядом с собой божье присутствие. Чувствую с раннего детства, и порой это даже меня страшит. За малейшее насилие над безобидным, беззащитным существом я в считанные дни получаю возмездие. Я скрупулезно за этим проследил, и глубочайше убежден, что Скачать Поздравление На День Рождения Дочери 20 Лет Бог есть. Мне страшно говорить, но присутствие дьявола я тоже чувствую.

Он подбивает меня на кровавые преступления, и мне стоит большого труда сбалансировать здравый рассудок, подаренный мне Богом, с лихорадочными порывами к совершению преступлений. Но до сих пор я поднимал оружие, чтоб защитить свою жизнь от подонков, давно продавших дьяволу то, что когда-то было душой.

Грабил же я, в основном, оголтелых, толстомордых барыг, которые, в отличие от вампиров, пьют у окружающих кровь без перерывов — как ночью так и днем”. Определить барыгу, спекулянта для Василия трудности не составляет. Вы имеете крышу дома над своей головой, под которую убегаете, чтобы съесть свой суп, котлету с гарниром и выпить стакан молока.

После приема пищи вы расслабляетесь в постели со своей женой или любовницей, и из ячеек памяти уходит реальная информация, связанная с тем или иным событием. Там же, в степном лагере, под палящим солнцем или жестяным ветром все обстоит иначе.

Вон она ползет черная, жирная змея — колонна из пыльной зоны на рабочий объект. Здесь же, на грешной земле, в клубах красной пыли, в чреве этой змеи, пронизанной со всех сторон флюидами, токами, биоэнергетическими шпагами, все обстоит иначе. Исхудалые лица сбрасывают маски, и вот уже перед вами морды подонков всех мастей. Галерея, пройдя через которую за несколько лет лагерной жизни, вы уже никогда не ошибетесь. В этой стране их огромное количество и они на воле.

Они всюду, от берегов Днестра до Тихоокеанского побережья. С худыми или толстыми подобиями лиц, акульими челюстями, скорбным выражением глаз и хорошо подвешенными языками.

Эту категорию демонического порождения он также изучил в адских глубинах тюрем и лагерей. Нет, людям не нужен Сталин — уголовник, обиженный семинарией, армией, Музой и Эросом. “Щепки” из-под топора людоненавистника — топливо для очередных газовых печей и только. Отвечу, в этой стране — никакого.” Тишину и уют “Дубков” нарушает глухое урчание. По аллее, предназначенной для пешеходов, плывет сверкающий “Мерседес”. Дочурка его соседей едва успевает отпрянуть от черного вкрадчивого монстра. Открывается дверца, один за другим появляется не менее великолепная компания.

Необсохшие птенчики, отпрыски новоиспеченных директоров фирм и им подобных. Молоко явно не обсохло, тем не менее, наглости больше, чем у калымских педерастов. Мальчики в шелковых костюмах, подстриженные “под репу”. — М-маладые люди, вы уже пасидели, уступите место девочкам из Парижа. — Алекс, дай им пять баксов, чтобы они побыстрее свалили, — капризно взвизгивает тепличное растение, взмахивая дорогой сигаретой. Алекс не столь “галантен”, в глазах — красный свет пьяной злобы. Сваливайте, козлы, пока я по очереди всех не отоварил. Ногой, обутой в добротный ботинок, он пинает коляску.

Садитеси, пожалуйста, — говорит Василий, загораживая собой соседей.

Не пни он ногой детскую коляску, Василий, пожалуй, ушел бы. Вспомнилась Караганда, бульвар Мира, убогое, жалкое детство. Василий вытаскивает парабеллум и со всего маху бьет рукояткой промеж красных злобных окурков. Алекс валится словно тюк прогнивших фуфаек на лагерную помойку. Он сползает со скамейки на полосу асфальта и тонким голосом вымаливает пощаду. В нем просыпается лагерный садист, обладающий высокопарным языком революционного трибуна. — Н-н-не нада, мы больше не будем, — по-школьному говорит Алекс. От их до тошноты порядочных лиц Василию становится не по себе. Через секунду тот подает Василию роскошную сумку, в которой позванивают бутылки. — Классно живете, — говорит он, вытаскивая из лакированного портмоне несколько стодолларовых купюр.

— Ну, а теперь ваша очередь, проститутки, — говорит Василий еле сдерживая смех.

— Сережки и шубки в сумку, иначе поотстреливаю мочки ушей. Нажитое тяжким трудом так просто проститутки не отдают. Никогда не смешивал эту категорию с обыкновенными шлюхами, и всегда утверждал, что проститутки преданы, смелы и, черт побери, из проституток бывают отличные жены. Они поспешно расстаются с награбленными их родителями вещами, продолжая щелкать зубами.

Если побежите стучать, разыщу и перестреляю как кроликов. Необъяснимая уверенность, замешанная на интуиции и опыте. Двадцать минут спустя Василий мчится в электричке в сторону Савеловского вокзала. В камере хранения “Алтая” у него остались кое-какие вещи.

“Если нас поймают — это конец!” Серик Жарылгапов, в прошлом чемпион Европы по боксу, а ныне — один из заправил преступной московской Лиги бокса, был многим обязан Харасанову.