Поздравление Президента С Днем Рождения Министру Обороны

Выйдя на улицу, Ольга Семёновна ощутила лёгкое дыхание августовской свежести. Она закрыла глаза и почувствовала, как несмелый ветер, играя её короткой чёлкой, то пропадает, то возвращается вновь, принося еле уловимый аромат цветения георгинов.

И ей вдруг захотелось встать посреди дорожки, запрокинуть лицо навстречу предосеннему теплу, раскинуть руки и, как в детстве, зажмурившись улыбнуться и глубоко вдохнуть эту невинную радость солнечного утра.

Но душевное блаженство было недолгим… До Олиных ушей донёсся истеричный возглас Людмилы Ильиничны: – Это ж кто тебя так, милая? – Сама, – тихо, с достоинством, не открывая глаз, произнесла Оленька. – А чтобы мужики не заглядывались да мальчишки не влюблялись! Оленька несколько раз тряхнула головой, и тугие кудри сбились на лоб. Отрастут… В фойе школы у расписания Оленька увидела Александра Сергеевича, который, вскользь посмотрев на свою подчинённую, сделал вид, что не заметил коренных изменений в её облике.

Церемонно поздоровавшись, они разошлись, удаляясь друг от друга почти чеканным шагом.

Однако, не дожидаясь пока Оленька скроется из виду, директор вдруг задорно крикнул: «Ольга Семёновна, вы очаровательны в любом образе…». Ольга Семёновна, остановившись, глянула на директора через плечо, но ничего ему не ответила. «С характером…» – подумал тот и вошёл в свой кабинет. Оленька же, поднявшись к себе, минут десять бездумно смотрела в окно, а потом начала перебирать содержимое трёх небольших сервантов. За этим занятием её спустя часа два и застала Людмила Ильинична. – Оленька, я простая женщина и язык у меня… тоже простой, – начала вдруг оправдываться Людмила Ильинична. Может, чего и не так скажу… – Людмила Ильинична, я взрослый человек! Я не жалею о своём приезде в Чудное, но понимаете, мне кажется, что в меня не верят. И не смотрите на меня так… – Стеклянно… – Оленька глядела на Ильиничну в упор. – Опыта жизненного у меня ещё мало, но ведь с чего-то надо начинать. – Наверняка вы все тут сошлись в едином мнении, что я городская девчонка, не понимающая реальности. Этакий домашний цветочек с идиллическими воззрениями… – Было дело… – Прикольное Поздравление Тани С Днем Рождения Прикольные Ильинична отвела глаза.

– Вы, кажется, звали меня на чай… – Ольге Семёновне вдруг стало стыдно за слова, которые она метнула в лицо этой пожилой женщины, ничего обидного, по большому счёту, не сказавшей. Финты-то не выкидывай, это смешно, – строгим тоном выговорила Ильинична. – Вот и замечательно… – С виду-то ты мала совсем кажешься. Лет восемнадцать, самое большое… – Ох, Людмила Ильинична! Словами быстрыми не кидайся… Слово-то, как известно, вылетит, выстрелит, потом и не поймаешь его. Через минут пять они уже мирно пили чай в учительской и беседовали о грядущих событиях школьной жизни.

Одна была полна деловитой прагматичности, а другая исполнена наивной романтики… Спустя четверть часа Оленька в благостном расположении духа направилась в свой кабинет. Возвращаться к неотложным делам почему-то не хотелось… И она пошла медленно, считая половицы, – как в детстве. Путь от учительской до кабинета составил ровно сорок половиц, лестница, конечно, была не в счёт. Зайдя в кабинет, она застыла как вкопанная: на учительском столе, поверх раскрытой книги «Пушкин» лежала горсть разноцветных леденцов.

Не логически – интуитивно – она как будто бы догадалась о незваном госте и, улыбнувшись, закрыла лицо руками. Бог знает, сколько бы она витала в девичьих грёзах… Но раздался стук в дверь и дурман рассеялся мгновенно, оставив на лице молодой учительницы лёгкий след загадочной неожиданности. Заметив необычайную перемену в лице Оленьки, он не преминул заметить: – Ольга Семёновна, вы хорошеете день ото дня! Это может быть опасно, Александр Сергеевич… – Не вы ли так убедительно совсем недавно пытались мне объяснить, что внешний вид молодой учительницы не должен вызывать у взрослеющих юнцов чувств определённого свойства? – Я заметил… Ну, думаю, за золотую молодёжь нашего двора беспокоиться нечего, внушение я, кому следовало, сделал. Пускин, чувствуя подкатывающую к лицу красноту, произнёс как можно спокойнее: – Пока нет.

Но если вы и дальше будете активно показывать свой характер, между нами может возникнуть недопонимание.

– Оленька взяла горсть леденцов и, играючи, стала их перебирать. – Представьте себе, захожу в кабинет, а на столе вот такое разноцветное чудо!

Оленька отвернулась к окну: – А мне вы показались сначала совсем другим… Директор, никак не ожидая подобной смелости от Оленьки, оцепенел. Сам того не понимая, он в общении с ней делал промах за промахом.

Виной тому, очевидно, был полузатворнический образ жизни и сложившаяся уже годами привычка делать своё профессиональное дело, не сталкиваясь с каким-либо сопротивлением в лице подчинённых. И сейчас Пускину стоило неимоверных усилий собрать свою мужскую волю в кулак и ответить этой молоденькой учительнице так, как подобает должностному лицу. – Ольга Семёновна, я зашёл, собственно, за тем, чтобы напомнить вам о поездке в Вознесенск. Прошу вас в хорошем настроении и добром здравии завтра в восемь утра подойти к зданию школы.

Завтра в восемь у школы… – упавшим голосом произнесла Ольга Семёновна. Он вышел из кабинета, а Оленька непонимающе уставилась на горсть разноцветных леденцов. Придя домой, Ольга Семёновна долго сидела за письменным столом, бесцельно глядя в окно… Усталости не было, но в девичьей душе – ещё совсем недавно преисполненной радости – появилась необъяснимая тревога. Прежняя непоколебимость, уверенность в себе сменилась тревожным сомнением. Оленька с недоумением открыла её и замерла: перед ней стоял иерей Димитрий Артемьев, настоятель храма Рождества Пресвятой Богородицы села Чудное. Тот самый отец Димитрий… – Здравствуйте, Ольга Семёновна. Я догадываюсь, что мой визит является для вас неожиданным… Простите, если я не вовремя… Обещаю, я ненадолго. Оленька, смутившаяся от слов отца Димитрия, вспыхнула и еле вымолвила: «Здравствуйте…». Никогда ранее она не имела личной беседы со священником, потому не знала, как себя вести. Обычно словоохотливая, острая на язык, она сейчас молчала. Несколько секунд Отец Димитрий смотрел на Оленьку и ничего не говорил, его взгляд – прямой, проницательный и вместе с тем необыкновенно тёплый – был устремлён в глаза молодой учительницы. Умея разгадывать по лицам характеры людей, он удостоверился в своих предположениях… – Ольга Семёновна, я очень рад, что вы приехали в Чудное… Знаю, что вам сложно сейчас, вы ко всему привыкаете, – отец Димитрий говорил тихо, голос его был спокойным. – Пройдёт время, и вы обязательно поймёте, что приехали сюда не зря. Господь даёт нам испытания по силам, вы это знаете… – Я верю в это… – ответила Оленька. Оленька не знала Пятидесятого псалма… Она помнила десятки стихотворений известных поэтов, могла зачитать наизусть отрывки из прозы, удивить цитатами из критических статей. Но ни одной молитвы, тем более псалма, она не знала. И оттого в разговоре со священником была скованной и мысленно виноватилась… – Отец Димитрий, я очень рада вам.

Не обращайте внимание на мою растерянность… – Оленька, выдохнув последние два слова, робко подняла глаза на отца Димитрия. Ему было неловко видеть её смущение – по-детски светлое, с пугливой осторожностью в слове. Я должен был вас как-то предупредить о своём приходе.

Теперь вот вы волнуетесь… – Нет… Нет, не думайте так. – Александр Сергеевич вам, вероятно, может показаться жёстким… Но, как всякий добропорядочный человек, он всегда отзывается на деятельную, созидательную мысль.

Человек он волевой… Однако и сильным людям нужно чувствовать опору. – Я к тому, что… он ведь тоже обычный человек, но груз ответственности на нём больше, и это давит. Тяжело жить так – постоянно в напряжении, натянутой струной. Оленька, потупив взгляд, в согласие покачала головой. – Вот и хорошо, – отец Димитрий оглядел убранство комнаты и сказал: – Дай, Бог, чтобы всё у вас, Ольга Семёновна, получилось! Сил вам душевных и физических… Буду за вас молиться.

Оля посмотрела на него долгим открытым взглядом и сказала: – Знаете, батюшка, мне иногда кажется, что я наивна… Отец Димитрий улыбнулся и, глубоко вздохнув, ответил: – Ольга Семёновна, нет ничего худого в наивности. Наивность не значит глупость… – Но многие, увы, считают именно так. – Пока вы чисты в своих помыслах, глупой вас никто не назовёт. Не посмеют… А тех, кто обидел, прощайте, смысла в обиде нет.

Он слаб духовно… Молитесь за этого человека, Господь ему и откроет истину… И о себе молитесь… – Сложно это, отец Димитрий, – за другого молиться, особенно если о нем и думать не хочется… – Да, поначалу сложно будет, а потом, когда благость молитвы увидите, за чудо происходящее считать станете. – Знаете, приходя каждый день в храм, я вижу разных людей: одни в ропоте пеняют на то, что в их жизни слишком много проблем, тоскуют из-за этого, просят у Бога помощи. И не ведают, что всё свалившееся на них – есть путь к искуплению их грехов… От них не требуется самоотверженности через мученичество, им нужно выдержать то малое, что они называют тяжестью повседневности.

Они на самом деле очень далеки от духовной жизни, а потому бесконечно несчастны. Другие, пройдя свой круг испытаний, начинают прозревать, понимать благость так называемых тягот; они не ропщут, а благодарят Господа за открытую им истину, за приобретённую в страданиях силу духа.

Они находят радость и утешение в самом простом, они научаются любви… Я ни в коем случае не читаю вам проповедь, но вы должны осознавать, что подвиг ради ближнего – это труд, и труд душевный прежде всего. – Всё это так… – Оленька слушала Отца Димитрия, и ей казалось, что он видит её насквозь. – Ольга Семёновна, Оленька, все мы разные; но вы и я – мы особенно – должны верить в лучшее. Я, наверно, кажусь вам странной… Хочу говорить, а голос не слушается.

Смятение ваше понятно и объяснимо… Вы только не стесняйтесь меня, пожалуйста. Человек, который стоял в двух шагах от неё, не поучал, не требовал, не критиковал… Он просто верил ей, и этого было достаточно. У нас конфеты вкусные есть… – Нет, спасибо, Ольга Семёновна! – он улыбнулся и, помолчав немного, добавил: – Приходите на воскресную службу. Приду… Поговорила с вами, будто водицы чистой напилась. – Духовная зрелость – очень серьёзное понятие, Ольга Семёновна. Многие священники достигают духовной зрелости только к концу жизни, а уж что говорить о мирянах… Благословив Оленьку, отец Димитрий ушёл. А она, находясь под особым впечатлением от этого простого чистого человека, весь оставшийся вечер пребывала в тихой радости. У самого её крыльца стоял служебный автомобиль главы, но Николая Ивановича рядом не было, не было почему-то и Александра Сергеевича. По доносившимся из кабинета директора голосам стало понятно, что оба они заняты чрезвычайно важным разговором… «Ну что ж, подождём», – подумала Оленька и с интересом стала всматриваться в многообразие цветущих астр, гладиолусов и георгинов, коих по воле Людмилы Ильиничны здесь было бесчисленное множество. В преддверии сентября солнце придавало этому буйству красок особый, торжественный вид… Мечтательной девушке, глядя на это имперское великолепие, можно было легко заплутать в своих романтических грёзах.

Через некоторое время на пороге школы показался Шаров, он мельком посмотрел на Ольгу Семёновну, буркнул приветствие и сел в машину. Поскольку ни директора, ни завуча пока не было, Оленька не рискнула присоединиться к Николаю Ивановичу, безошибочно угадав его настроение… Закончив свои дела, вышел из школы Александр Сергеевич – на хмуром лице имелся отпечаток трудного разговора с главой. Однако эта сосредоточенность, напряжённость мысли слетели, будто от дуновения ветра, когда взгляд его обратился в сторону Оленьки.