Поздравление С Днем Рождения Мальчика Для Папы

Банным делом, как и искусством брадобрея, бывший приказчик владел в совершенстве. Глубокой ночью, после баньки, стрижки и третьей бутылки пшеничной водки, Ян Войтович предложил Космакову переехать в Москву и стать по совместительству его личным парикмахером.

Космаков сразу же согласился и попросил у Яна Войтовича о двух услугах. Первая: передать Дзержинскому докладную записку о бесчинствах, творящихся в рядах ВЧК города Поздравление С Днем Рождения Для Знакомого Мальчика Кургана. Вторая была просьбой к Войтовичу отпустить его на три дня к несуществующему брату в поселок Джетыгару на границе с Оренбургской областью. Легкая тачанка, с разрешения начальника ВЧК укомплектованная пулеметом, подъехала к отдаленному поселку спустя десять часов интенсивной тряски.

Космаков достал из полевой сумки карту, внимательно рассмотрел обозначения и поехал дальше.

Едва различимая старая дорога уводила куда-то в сторону от поселка.

Появились заросшие травой холмы, напоминающие древние могильники.

“А вот и вы, дорогие”, — сказал громко Космаков, классически потирая от удовольствия руки. Поселок виднелся на расстоянии трех-четырех километров. Космаков остановил лошадей у подножья самого высокого холма и поднялся на вершину.

Недалеко виднелись разбросанные тут и там полуразрушенные срубы, напоминающие колодцы. “Вряд ли кто либо в ближайшие сто лет вами заинтересуется”, — подумал Космаков, и спустился вниз. Стволы отработанных англичанами золотоносных шахт темнели черными провалами. Крышки срубов почти сгнили, земля осунулась, обнажая опасные Поздравления С Днем Рождения Мальчика Для Папы. Космаков вытащил из тачанки веревочную лестницу и толстую пеньковую веревку с навязанными узлами.

Один конец лестницы прикрепил к толстой, еще не успевшей сгнить, свае, а другой сбросил в провал шахты. Затем проделал то же самое с веревкой, но конец привязал не к бревну, а к железному кольцу на тачанке. Хорошо обученные военным командам лошади мгновенно реагировали на свист. Космаков привязал бидон с золотом к веревке, опустил в отверстие шахты, а сам по веревочной лестнице начал спускаться в ствол. Спуск был длителен, но страха Космаков не испытывал.

Человек, детство которого прошло в заплеванных притонах и подворотнях, прошел закалку, которая не снилась благополучному обывателю.

Отработанная шахта была наполовину заполнена водой.

Стараясь далеко не уходить, Космаков отыскал подземное озеро в отработанном забое, возвратился к стволу и дважды свистнул.

Космаков дошел до половины озера, но глубина оказалась недостаточной, чтоб скрыть драгоценную ношу.

Шаг за шагом “приказчик” перетащил бидон на противоположный берег и мокрый от пота прислонился спиной к деревянным креплениям.

“Все же, дорогой, придется тебя закопать”, — прошептали его губы, и он из-за пояса вытащил саперную лопатку. Углубившись где-то на метр, сталь лопатки издала неприятный скрежет. Космаков поспешно расширил отверстие и в свете “летучки” увидел металлическую крышку люка. Винтовая лестница вела куда-то еще глубже в отпугивающие недра. Долго не раздумывая, Павел Космаков с проворством юнги стал спускаться в черный провал. У монолитной стены громоздились деревянные и металлические ящики с неизвестным содержимым. Космаков открыл первый попавшийся ящик, и не смог сдержать возглас удивления. Из гнезд торчали рукоятки пистолетов системы “Кольт”. В длинных ящиках находились аккуратно упакованные английские карабины.

Здесь же стояли металлические коробки, заполненные патронами.

“А вы, ребята, оказывается, дело знали туго, — подумал Космаков. — Там, где есть золото, всегда необходимо держать порох сухим”.

Керосинка начала источать красный свет, напоминая о том, что он провел под землей уже немало времени.

Через полчаса облегченная тачанка, не заезжая в казахский поселок, мчалась в обратном направлении. Удивил не только Василия и Константина, но и Наташу. — Я бы много отдал, чтобы увидеть картину “Революция на Земле глазами марсиан” — сказал Франц. Достаточно того, что в каталоге или списке значится подлинное имя и фамилия художника. Но в камере хранения на Киевском вокзале находится одна вещь, которую мне очень хочется вам показать. — Благодаря тебе, Франц, я за бугром выбрал неплохое направление в бизнесе. — Новенькое, и мне нравится, — ответил Франц, — но до конца судить не берусь. Если, как ты говоришь, фирма предлагает за картину сто восемьдесят тысяч, значит она стоит не менее миллиона.

Господи, Франц, не обижайся, но ты ведешь себя словно наивный первоклассник. Ведь на вашей выставке в Киеве было по меньшей мере десять воров и в два раза больше аферистов. Когда они привезли картину, Харасанов и Наташа облегченно вздохнули. — Будем считать, что родился в рубашке, — сказал Харасанов.

— Но, запомни, подобное случается один-два раза в жизни. Владеть большими деньгами…, такое дело безнаказанным не остается. Франц изучал их лица, но не улавливал особенных эмоций в мимике и выражении глаз.

По-видимому, торговля предметами искусства уже успела наложить отпечаток на поведение этих людей.

— просто спросил он, — обращаясь к обоим одновременно. Слова Харасанова как всегда были шокирующими и оригинальными. — Предлагаю за картину пять миллионов долларов уже сейчас.

А на аукционе изобразительного искусства в Нью-Йорке за каждое отображенное здесь лицо вам заплатят минимум по одному миллиону. — Нет, он не шутит, — вклинился в разговор Василий. Теперь Франц после слов Харасанова и Василия почувствовал глухое раздражение.

Возможно, это была реакция на бесконечное упоминание о деньгах, а возможно и присутствие того барьера, который долго стоял на его жизненном пути, не давал возможности самореализоваться. — Хватит петь мне дифирамбы, — раздраженно сказал Франц. Если вы скажете два, я скажу, что первое — это фантом, который уже фактически ушел из памяти. Принадлежит какой-то сволочи из бывших, а ты живешь в своей Жмеринке и не имеешь возможности купить себе хорошую студию. — Но теперь я эту возможность имею, — запротестовал он. — За “Украинские Афины” мне предложили сто восемьдесят тысяч долларов.

— Опять ты за свое, — раздраженно сказал Харасанов. — Твои сто восемьдесят тысяч для настоящего западного коллекционера — двадцать копеек нищему из рук какого-нибудь работяги. Тебе необходимо творить в полную силу, а для этого нужны настоящие деньги. — Итак, что вы мне с Василием предлагаете?… и ответьте: зачем вы опять приехали в эту страну? Они удивленно посмотрели сначала на Франца, затем друг на друга и рассмеялись. Мне необходимо посетить в Казахстане два города — Семипалатинск и бывший Целиноград, ныне Акмолу. Василий же хочет проведать свою мать в Караганде, попытаться ее убедить выехать в США. Как бизнесмен, я хотел — бы заполучить твою картину с выгодой для нас обоих.

Решай, едешь с нами, или будешь с Натальей ожидать известия у себя в Жмеринке. Кроме того, в Нью-Йорке, как я уже говорил, тебя ожидает чудесная студия. Решай сразу, завтра мы будем оформлять визы в Казахском посольстве.

— Простите, друзья, но завтра мы с Наташей уезжаем в Жмеринку. Наташа будет учиться, а мне предстоит большая работа на одном из предприятий города Винницы. А теперь давайте выпьем за ваше здоровье и наши путеводные звезды. УРОКИ «БРОНИРОВАННОГО» Борис Семенов, по кличке Баха, был не новичок в исправительной системе. Но прежние его дела за сроком давности канули в лету. Когда его привели в общую камеру, он, десять лет тому назад отсидевший пятилетний срок, здорово удивился. Две верхние шконки были пустыми, но какой-то вертлявый нацмен на ломаном русском заявил: — Мы, земляк, тебя не знаем, может ты обиженка, так что падай под нару. Баха приблизился к нижней шконке, на которой лежал “авторитет”, схватил его за ногу и резко сбросил на цементный пол.

Затем ногой, обутой в добротный “казак”, со всей силы ударил под яйца. Баха наступил оравшему коленом на грудь и запихнул в рот грязное полотенце.

Народ понял, что этот сухопарый мужик по духу и отсидке далеко впереди остальных.

— Короче так, орелики, кто рыпнется, отвечаю — ночью порву очко. Завтра цинкану на галлерею, подробно расскажу кто из вас беспре-дельщик. Все знали: в тюрьме и в зоне насколько много беспредела, настолько жестоко и мгновенно он наказывается. Баха занял место нацмена, а тот, с разрешения того же Бахи, занял верхнюю шконку. Вокруг находились сосунки с напряженно заискивающими лицами.

За проволокой у него много друзей, да и здесь на “Крестах”, если поискать, есть Поздравления С Днем Рождения Мальчика Для Папы, с которой вместе парились. В Дзержинске ему довелось целых три года просидеть вместе с Йозефом Кацом, человеком-легендой, который был известен в узких кругах намного больше, чем какой-то там Солоник. “Бронированный”, как окрестили Каца в Дзержинске, был действительно уникален.

Сирота, воспитанник монгольских пастухов, он долгое время жил на Тибете. Чуть-ли не с семи лет проходил школу монаха и бойца в Китае. Начальник колонии города Дзержинска, как и весь руководящий состав, уважали этого человека. Совершенно голый, в бревенчатом сарае, специально отведенном ему “хозяином”, он по десять часов без передышки тренировал свое тело.

Впрочем, телом нагромождение “железных” узлов было назвать сложно. Его фигура напоминала с головы до ног панцырь средневекового рыцаря. Он и ходил как-то набок, словно орангутанг или загадочный кибер. Огромный “снаряд”, который Кац молотил ногами и руками, очень часто срывался с железного крюка, к которому был на цепи подвешен.

После двух часов беспрерывной работы с десятикилограммовыми гантелями, руки Йозефа превращались в толстые кривые бревна, покрытые кроваво-голубыми венами.

Иногда из Санкт-Петербурга и Москвы приезжали таинственные посетители, которые проводили с осужденным по много часов кряду. Баха понравился Йозефу, и тот три года сумел быть рядом с этим человеком. Ежедневные тренировки под руководством такого учителя принесли плоды.

За год до освобождения Бахи Йозефа выкупили какие-то черные люди и он, по слухам, отправился боевым инструктором в одну из стран СНГ. Утром Баха проснулся с той же назойливой мыслью: “По чьей вине его взяли на хате менты?” Следователь явно знает о картине, но, не имея малейшей зацепки, ограничивается намеками.

Статью шьют самую банальную, и, в принципе, уже не состоятельную — “нарушение паспортного режима”. Статья сует до пяти лет, но, говорят, у президента на столе уже лежит законопроект нового кодекса, который он не сегодня-завтра подпишет. Как бы там ни было, больше года сидеть не придется. До обеда Баха лежал на шконке и размышлял кто из сидящих в камере смог бы ему помочь.

После обеда “черные”, а их было трое, попытались восстановить подорванную власть. Ингуш Канатов о чем-то долго шептался со своими друзьями Рамазановым и Нигматулиным.

Меня звать Артур Канатов, а это мои кенты — Самир Рамазанов и Руслан Нигматулин.

Баха вскочил с шконки, выбросил руки, словно на брусьях сделал мах. Мгновение — и голова Артура оказалась зажатой между его ног. Еще мгновение, и Артур, не выходя из штопора, врезался головой в бетонный пол. Татарина Баха стащил с нижней шконки и ударил лбом в переносицу. Крик Рамазанова разрядил атмосферу, и через секунду вызвал в камере взрыв смеха.