Поздравление С Новым Годом Студентов Открытки

Зимянина, сказанные им на Западе: "Солженицын - преподаватель физики, мы его не лишаем куска хлеба - пусть преподает! Будет писать отвечающее нашим интересам - будут его и печатать!") А на следующий день, 14 февраля, в 23.30 я сама слышу по Би-би-си комментарии Ивана Ивановича Сапиета: "В 12-м номере "Нового мира" повести Солженицына не оказалось. В сентябре ответственные члены СП беседовали с Солженицыным и обвиняли его в том, что он помогает врагам Советского Союза. Солженицын не только не раскаялся, но потребовал, чтобы СП защитил его от запрета печатанья его произведений, потребовал вступления СССР в Международную конвенцию защиты авторских прав.

" Свое "Изложение" Александр Исаевич из рук не выпускает, а вот правда просачивается. В середине февраля я съездила в Москву прослушать лекцию о программированном обучении (мое последнее маленькое увлечение в институте!), ну и, разумеется, кое с кем повидалась.

С восторгом говорят о женщинах-адвокатах, защищавших Гинзбурга и Галанскова. На политическую арену теперь все больше выдвигается Павел Литвинов: отказался явиться по вызову в КГБ, написал заявление в Моссовет с просьбой указать место, где можно 5 марта провести антисталинскую демонстрацию. Отец Павла шутит: "Был сыном знаменитого отца, стал отцом знаменитого сына!" В другом доме мне дали восторженное письмо Храбровицкого о "Круге первом". Он послал его Зимянину и Федину в качестве доказательства, что Солженицына печатать необходимо. Вместо того, чтобы поехать к мужу и рассказать ему московские Красивое Поздравление С Новым Годом Для Студентов новости, лежу в постели и жду врача. Значит, теперь поеду в Давыдово только на день своего рождения.

Но есть одно дело, в котором, хотя в первую очередь оно касается Солженицына, больше заинтересована я. Еще в самом начале, когда хлынул поток писем после опубликования "Одного дня Ивана Денисовича", я предлагала завести общую регистрационную тетрадь всех поступающих писем. Муж не согласился: "Будем просто раскладывать письма по разным папкам, в зависимости от содержания, от его значения, от того, кто автор и т. И вот ныне количество папок перевалило за пятьдесят! А число писем в некоторых папках превысило сто, что потребовало завести новые папки с теми же номерами, к которым подставлялись еще буквы. То и дело муж просит меня найти то одно письмо, то другое (часто - предыдущее) или вообще выяснить, писал ли автор пришедшего письма раньше - и подчас задача оказывалась невероятно сложной.

Отнесли ли мы в свое время автора к папке романтических писем или к папке содержательных? или в папки, посвященные отдельным произведениям, если в письме была реакция на них? Составляем списки читателей по каждой папке, одновременно занося фамилии с указанием номера папки, номера письма, адреса в алфавитный блокнот. ) Работа эта окажется очень трудоемкой и растянется с перерывами на много месяцев. (Ведь надо обработать и другие папки: с газетными вырезками, с рецензиями. ) 24 февраля еду к мужу на "длительное празднование" своего дня рождения.

Он встречает меня словами: "А я тебе подарочек приготовил. И на следующий же день, несмотря на страшную гололедку, Александр Исаевич отправляется в Рязань за нашим "Денисом" (так мы зовем своего "Москвича"). Так что праздновать мой день рождения мы приехали в Рязань! Настроение в этот день нам немного испортил "Голос Америки", который сообщил, что в "Нью-Йорк таймс" напечатана речь Зимянина, подытоживающая его высказывания, сделанные на Западе (о них я уже писала выше). После холодной деревенской хаты Александру Исаевичу дома все нравится. Саня говорил: - Я уж боялся, что к тебе это никогда не вернется. Всю неделю, что он прожил дома, нам с ним было очень хорошо. - Когда ты находишься со мной в созвучии, то ты очень хорошо меня критикуешь! Но нет - дела зовут Александра Исаевича в Москву и Ленинград. Заготавливаю мужу почтовые открытки, надписываю наш домашний адрес, чтоб меньше ему надо было терять времени, чтоб чаще писал. Отсутствовал Александр Исаевич почти две недели: 2-14 марта. Из приходящих открыток я узнаю, что Москва встретила мужа весной, голыми от снега улицами, так что "представить себе нельзя нашего снежного сквера"1. Впрочем, остальные дни в Москве "стоял дивный морозец", который в Ленинграде сменили "противная слякоть и дождь"2. В Москве с Твардовским Александр Исаевич не увиделся. Единственный день, когда Александр Трифонович" появился в "Новом мире", мой муж провел в Переделкине, где наконец-то отдохнул. Делится со мной в открытке: Как же я извелся от этой жизни меньше чем за три дня! - с каждым годом все трудней, и хорошо, что мы с тобой от такой жизни отъединены. Сегодня приехал в тишь - отоспаться, чуть подышать и прийти в себя. Изо несколько часов уже чувствую, что становлюсь человеком"3. Та же линия - и в другой открытке: "Очень хочется размеренной домашней жизни"4. "Пока новостей никаких значительных нет", - сообщает мне муж"5. Это значит: с печатаньем "Ракового корпуса" никакого движения нет. Но кое-какие новости все же есть - в последующем письме: "Говорят: будто письмо Александра Трифоновича Федину уже ходит в самиздате (не знаю, с согласия ли автора). Говорят же, что читатели возвращают Федину его книги бандеролями"6.

Я понимаю, что речь идет о сборе последних материалов и фотографий к "Архипелагу". В письмах упоминаются ныне уже покойные лица, которые помогли Солженицыну в этом. В Москве Александр Исаевич побывал в "Современнике", посмотрел "Народовольцев", затем "Большевиков".

Зато в Ленинграде ему "на театральные и киноафиши даже некогда посмотреть".

И снова о делах: "С делами справляюсь довольно успешно"7.

Еще: "Тебе передают большие приветы (ты всем очень понравилась), но мама - еще гораздо больше!"8. Я понимаю, что, значит, муж виделся с Воронянской, был Смешное Поздравление Студентов С Новым Годом у Самутина. Между прочим, посетив квартиру Самутина (точнееквартиру его тещи), Александр Исаевич был покорен там двумя вещами: огромным старинным письменным столом и современным малень-ким складным двухэтажным столиком на колесиках. Упоминаю о них потому, что это получит свое дальнейшее развитие.

Никуда не денешься: некоторые вещи приходится любить!

Вот хотя бы "Сони" - портативный приемничек, подаренный японцами. Он путешествует вместе со своим хозяином, и я ему- "Сони" - завидую.

В одном из писем: "С соней и то успеваю редко потолковать. О выступлении Артура Говберга (посол США) на Комиссии защиты прав человека в Объединенных Нациях с обвинением Советского Союза в отсутствии свободной инфор-мации. Артур Говберг начал с суда над Синявским и Даниэлем. Говорил о том, как много теряет русская литература! Назвал лагерный срок Солженицына: 11 лет лагеря и ссылки. Объяснил, что посадили его за критику Сталина, невзирая на военные награды. Вот к этому и относилась реплика моего мужа: "Вчера она ("Сони") была забавна".

Вспомним из "Теленка": "Не иголочка в стогу, теперь не потеряюсь!"2. Тем временем все более ширится демократическое движение в Чехословакии. "Сони" и об этом рассказывает Александру Исаевичу даже тогда, когда он едет в поезде. Проезжая Москву на обратном пути, Александр Исаевич снова не повидался с Твардовским: того не было в редакции. 14 марта как всегда уставший, измученный поездкой, мой муж вернулся домой.

Показывает мне фотографии и рисунки книг, которые нужно скопировать - они послужат иллюстрациями для "Архипелага". Решаем, что нужно сфотографировать и статуэтку заключенного, которую сделал скульптор-заключенный Недов, передал ее на свидании матери, а та, выполняя волю сына, прислала нам ее весной 1964 года. Много снимков относится к Соловкам, о которых Александр Исаевич должен еще писать.

Конечно, жаль, что ему так и не удалось побывать там, но, пожалуй, материала и без того достаточно. С Люшей и Елизаветой Денисовной все договорено в мае будем втроем печатать окончательную редакцию "Архипа". Самые доверенные люди к этому времени должны успеть прочесть уже написанное, чтобы он мог учесть их замечания. Всю вторую половину марта и Поздравление Института С Новым Годом От Студентов начало апреля Александр Исаевич напряженно работает.

Кислорода, к которому он всегда так тянется, ему явно не хватает: изводят головные боли.

А в тот день, когда кончил писать о Соловках, было сильное головокружение. Кажется, он начинает наконец понимать, что надо себя поберечь. "Даже работает сегодня лежа, читая свое", - записано мною в дневнике 4 апреля.

Надо предупредить его, что, если "Раковый корпус" выйдет на Западе, он тотчас же разошлет свои объяснения писателям. Чтоб не было претензий ни к Солженицыну, ни к Твардовскому!

И еще беспокоят доходящие до нас из Москвы слухи о серьезных неприятностях у Копелева, у Ю. За то время, что провел Александр Исаевич дома, было у него несколько посетителей. Некто Михайлов из Воронежской области пытается сформулировать свое "обвинение" Солженицыну. "Обходите золотую жилу!" - "Какую жилу?" спрашивает Александр Исаевич. В конце концов говорит: "Главное - это свобода личности, как основа нравственного здоровья человека". - "Не так, - парирует Солженицын, - главное - нравственное здоровье. А будет ли социализм или что-то другое - это уже вторично.

" Беседа с другим посетителем - тем, что ради Солженицына переехал в Рязань, кончается договором, что тот поможет Александру Исаевичу собирать материалы, связанные с Тамбовом. Ему - разгрузка по сбору материалов для романа, для его "Р-17". Мне предстоит за время его отсутствия провернуть работу по подготовке иллюстраций к "Архипелагу". Делаю это с энтузиазмом, хотя и на далекое будущее. Никак не думалось тогда, что фотографии эти уже через 5-6 лет будут рассматриваться во многих странах мира. В тот самый день, когда Солженицын приехал в Москву, в Лондоне "Букселлер" сообщал о предстоящем напечатании летом "Ракового корпуса" издательством "Бодли хэд".

Что происходит на Западе с "Раковым корпусом" - нам неизвестно. А что будет напечатан здесь на это уже надежды, собственно, нет.

Если в ком она еще и теплится вероятно, только в Александре Трифоновиче Твардовском. "А[лександр] Т[рифонович], говорят, уже на ногах, - пишет он мне,может быть, увидимся, хотя это не имеет никакой цели"1. И в "Теленке" Солженицын дает понять, что в тот момент не тянуло его особо к Твардовскому: "..Отгорело давно, что было, уже не тем голова занята"2.