Поздравление Учителям От Выпускников Школы На День Учителя

Когда она зашла в гостиную, первое, что бросилось в глаза, — огромная обгоревшая балка, обрушившаяся прямо на диван, который так нежно обнимал ее еще несколько часов назад. Возле окна крыша прогорела совсем, оставив вместо себя кусок неба. Отчаяние и боль захлестнули так резко, что она едва устояла на ногах, но плакать не могла — слишком много посторонних людей было вокруг. А эта боль, это горе по любимому дому было делом очень интимным. Единственно, что могла выдавить из себя: «Закройте небо хоть чем-нибудь».

Она не плакала еще много дней, убеждая всех, как ей повезло в том, что все живы, собирая уцелевшие вещи, обустраиваясь в снятой на время квартире. Как- то ночью к ней пришла обида, мгновенно переросшая в злость. Она обижалась на свой дом, как будто он был в чем-то виноват. За то, что сгорел, за то, что не уберег ее прошлую жизнь, которую она ему так наивно доверила, за то, что не защитил ее, лишил веры в то, что хоть что-то может быть стабильным и надежным в ее жизни.

Она понимала, какая это безумная глупость — злиться на дом, который ни в чем не виноват, но ничего не могла с собой поделать. Она смогла заплакать только через несколько недель.

А увидеться с ним снова — только через несколько месяцев.

Строители вынесли все обгоревшие балки, сломали перегородки.

Теперь в ее квартире не было ничего: только окна да телефон, одиноко стоящий на полу.

Они говорили мне: «Живи!» , а на самом деле ждали отказа от моей жизни, потому что были уверены, что лучше знают, как мне жить. Я слушался, проживая их жизнь и чувствуя себя несчастным. Я послушно уходил в зрение и смотрел туда, куда они показывали. Но там было то, что интересно им, а мой интерес навсегда ускользал от меня, и я чувствовал себя несчастным. Они говорили: «Слушайся!» , и я слушался их, вместо того чтобы слышать свое сердце. Оно забывало, как чувствовать, я терял его, теряя себя, и чувствовал себя несчастным.

Они говорили: «Так нельзя!» , а Поздравление Учителям Начальной Школы Последний Звонок как можно, забывали сказать.

И я отказывал себе в чем-то важном, боялся сделать шаг, увязая в нерешительности, не пробуя, не рискуя, не двигаясь, и чувствовал себя несчастным. Они говорили: « Старайся!» , и думали, что если напрягаешься, то движешься к какой-то цели. И я старался, двигаясь непонятно куда, пропуская все самое важное и интересное ради цели, которая все дальше уходила за горизонт.

Уставая, я мог остановиться лишь на минуту, но не узнавал местности и чувствовал себя несчастным. Они говорили: «Будь хорошим!» , и я очень старался: подстраивался, улыбался, был всегда на высоте, потому что боялся потерять их любовь.

Но мне никак не удавалось стать хорошим для всех, всегда был кто-то, кто был недоволен мной, тогда я чувствовал себя плохим, это приносило мне страдание, и я чувствовал себя несчастным.

Они говорили: «Ты не можешь!» Я верил и отказывался даже попробовать, не смел что-то изменить, считал себя неспособным. Либо, наоборот, сопротивлялся, протестовал, иногда пытался что-то доказать, но только потому, что на самом деле верил, все равно верил им в этом и чувствовал себя несчастным. Они говорили: «Ты должен!» , и я делал, часто ненавидя свой долг и самого себя за ненависть к этому долгу. Часто, кроме этого, совсем не успевая сделать что-то еще, вырывая из себя свое «я хочу», оставляя его в темном углу во власти времени и пыли, и чувствовал себя несчастным. Они говорили: «Не забывай о других!» , и я чувствовал большую вину, если и вправду вдруг забывал совсем ненадолго. Но вина была такой сильной и так сгрызала меня изнутри, что я предпочитал всегда помнить, забывая про самого себя, и чувствовал себя несчастным.

Они говорили: «Не бойся!» , но всегда боялись сами, просто не признавались в этом ни мне, ни самим себе.

Но мне всегда казалось, что по сравнению с ними я слаб и труслив и что нет никого, кто бы понял, как мне страшно, и разделил это со мной, и я чувствовал себя несчастным. Они говорили: «Ты не умрешь!» , и врали, спасая меня от мысли, что все когда-то закончится, от ответственности перед собственной жизнью, от ощущения ценности каждой прожитой минуты и радости простого бытия. И, несмотря на их ложь, я все равно умирал, чувствуя себя совершенно несчастным.

Я уверен, что на самом деле они искренне желали мне счастья. А у меня всегда был шанс повзрослеть и перестать быть ребенком. Глубокая печаль заполняет мое сердце потому, что я оставляю своих близких. Особенно теперь, когда покидаю их навсегда (какое страшное слово). Я знаю: они смогут жить без меня, и это на самом деле приносит облегчение, но не отменяет грусти. Если, конечно, это возможно — скучать после смерти. Точнее, я уже скучаю по тому будущему с ними, которого уже не будет. Я досадую на свое тело, которое решило все по-своему и объявило меня умирающей женщиной. В какой-то момент я перестала с ним бороться и разрешила ему угасание.

Это решение было самым трудным: разрешить ему умереть, унеся с собой всю меня. Как жаль, что я уделяла ему так мало времени, что теперь мое тело, будто враг мой, берет реванш. У меня еще есть время, чтобы вспомнить мою жизнь, и совсем нет времени, чтобы все успеть.

Все остальное — невозможность возможности, как сказал кто-то из великих. Я выбираю успеть то, что могу позволить себе успеть: сказать еще раз своим близким о том, как силь- но-сильно я их люблю. Гулять со своими детьми долго-долго, сказать им самое главное: что в жизни самое плохое — это предавать себя.

Рассказать, как они прекрасны, и жизнь их будет непременно удивительной и интересной, я так верю в это. Что каждый день и каждая минута обладают невероятной ценностью и могут быть подарком для самого себя, подарком от Бога. Что у каждого из нас есть ангел за плечами, который охраняет нас и очень часто преподносит нам сюрпризы — приятные и не очень, для того чтобы мы могли расти, преодолевать, пробовать, рисковать и побеждать. Нужно только уметь слушать своего ангела: он мудр и светел. Еще я выбираю успеть улыбнуться своей маме и сказать ей о том, что так благодарна Богу за то, что именно она была моей мамой. Я хочу успеть наслушаться любимого голоса, как жаль, что это невозможно. Буду греться в объятиях любимого и грезить о том, что он спасет меня от смерти.

Как хорошо, что пока у меня есть хотя бы эта возможность — мечтать. Это было бы уж слишком: умереть в этом городе циклопов, где смерть так унизительна, обыденна и так всем мешает. Где есть чистый воздух и мерцание звезд, а тишину нарушает только шум деревьев.

Я знаю, природа примет меня естественно, сделает меня своей частью.

Это так успокаивает — знать, что просто станешь частью природы.

Не смогу побывать везде, где хотела бы и куда манила меня географическая карта моего детства.

Не расскажу всех историй, не утешу всех, кто нуждается в утешении. Не состарюсь с любимым, не проведу вместе с ним еще много ночей, наполненных нежностью и любовью. Не увижу, как моя доченька станет очаровательной женщиной, а сын вырастит своих детей, наших внуков. С тех пор как умираю, я все время остро чувствую жизнь.

Неужели обязательно надо умереть, чтобы почувствовать себя живой? Неужели нужно все потерять, чтобы понять, что имела?

Уходя, прошу только одного: не оставляйте меня, пока я еще здесь.

Будьте со мной, говорите, рассказывайте о том, что было сегодня с вами.

Просто держи меня за руку, любимый, не отпускай, я ухожу.

И будешь любить, даже если я буду плохо себя вести?

Я буду тебя любить всегда, потому что ты — мой ребенок, а я — твоя мама. Но если ты захочешь очень сильно, ты преодолеешь любые трудности. — Если врать нехорошо, то почему взрослые так много врут? И потом, не все взрослые делают то, чему учат своих детей.

У кого-то очень мудрое сердце или светлая голова, много жизненного опыта или знаний.

Кто-то добр, кто-то алчен, кого-то обидели, и он никак не может простить эту обиду, кто-то живет не так, как всегда хотел, и от этого раздражителен и угрюм. — А я правда когда-нибудь тоже вырасту и стану взрослым? У тебя будет такая жизнь, какую ты выберешь себе сам.

Бывает, что любовь длится всю жизнь, а бывает, заканчивается, не начавшись. Если любить, чтобы получать что-то взамен, то такая любовь недолга, ведь «получение» легко может прекратиться. Если любить просто потому, что любишь, это может продолжаться столько, сколько будет жить любовь в твоем сердце.

И ты будешь грустить, сначала сильно, а потом все меньше, пока в твоем сердце не останется легкая печаль. Тебе придется жить без меня, и я знаю, что ты справишься. Видеть, как ты растешь, грустить по осени, ловить снежинки зимой, удивляться весне, слышать лето. Делать то, что я умею, радоваться тому, что люблю, протестовать против того, что считаю неправильным, нечестным, подлым.

Ты уже самый-самый и, если не будешь стараться стать кем-то другим, всегда им останешься.

Все на свете чего- нибудь боятся, только некоторые это скрывают.

По- настоящему смел не тот, кто не боится, а тот, кто боится, но делает. Голова нас часто обманывает, интуиция — почти никогда. Но мало кто знает, что это такое, хотя говорят об этом многие. — Говорят, что смерть не страшна, страшно ее ожидание.

Страшно терять жизнь, которую прожил не так, как задумывал и мог прожить. Я хожу, улыбаюсь вам, отвечаю на ваши вопросы, разговариваю о погоде, обсуждаю важные темы и плачу, плачу внутри себя. Все, что вы видите: мою прическу, не очень дорогой, но симпатичный костюм, вежливый внимательный взгляд — все это вводит вас в заблуждение.

Вы восхищаетесь моей энергией и профессионализмом и не знаете, что на самом деле я — чучело: черное, истерзанное, скрученное болью, горем и виной, почти неживое. Хорошо, что вы не видите всего этого, а то бы содрогнулись и испугались, быть может, брезгливо отвернулись. Если буду очень хорошей и сделаю что-то замечательное для всего мира.

Чтобы не было так страшно, это назвали словом «аборт». Наверное, слишком жуткая картина — череда убийств каждый день, каждый час. Убивают женщины, помогают им в этом, как правило, тоже женщины. Потому что, убив один раз, я уничтожила и своих потенциальных детей: дочечку, сыночка и еще дочечку. Мне всегда казалось, что я рождена, чтобы стать матерью. А теперь я — не женщина, я — обгоревшее от боли чучело.