Поздравление Внучке От Бабушки На День Рождения Песня

Не сомневаюсь, что самого лауреата заметка эта мало смутила, хотя в ней было отпущено много хлестких слов, смахивающих на ругань как в адрес Нобелевского комитета, так и в адрес Солженицына. Со следующего дня начались беседы с врачом, лекарства, посещения. Помню первый .приход ко мне Сусанны Лазаревны, наши общие с ней слезы и мольбу ее: - Наталья Алексеевна, я вас прошу, раз даже сейчас, после того, что вы сделали, он не смягчился, - согласитесь на развод. Это - единственный путь, чтобы сохранить хоть что-то. Этот лейтмотив звучал и в словах врача, и в уговорах Верони. Валерия Михайловна высказывала Вероне свое удивление по поводу того, что у меня она не находит даже депрессии. Она понимала, что я совершенно сознательно пошла на самоубийство. Я написала записку Сане, объясняющую ему, "почему я это сделала". Передала ее ему через Веронику в запечатанном конверте, но он не согласился ее взять. Тогда я не знала, что уже 18 октября приехала по вызову Вероники мама (я просила не тревожить ее!).

Позже она записала в дневнике: "18-го я выехала и ехала как на Голгофу. На мой вопрос: "Что с Наташей?" - "Она в больнице - больна воспалением легких". Вероня меня тут же успокоила, что Наташе лучше - процесс закончился.

Я спросила о Сане, и вдруг мне почувствовалось какое-то напряжение со стороны Верони, какая-то недоговоренность. Я спросила: "У Сани будет ребенок?" - "Да", - послышался ответ. "Тетя Маруся, вы дойдете до скамейки?" Я обессилела, но.

Только помню, что Вероня сказала, что вызвала меня по секрету от Наташи, что Наташа не хотела, чтобы я приезжала и приходила к ней в больницу.

И она действительно сказала Наташе о моем приезде спустя несколько дней. В первый же вечер моего приезда мне сделалось нехорошо. Мне стало невероятно холодно, меня колотила дрожь; на меня навалили несколько одеял, пальто, но я не могла согреться. На другой день, когда Саня выразил желание меня видеть, Вероня сказала ему (так она мне передала): "Еще тетке этого не хватает!" Я сказала Вероне, что я его видеть не в состоянии - так и просила ему передать. Когда я предлагала не раз ей деньги на это, она мне сказала, что деньги у нее есть - дал Саня. Как-то Вероня сказала, что та Наташа убеждала Саню, чтобы он думал больше о своей жене, что она сильнее - выдержит.

А вообще Вероня все твердила: "Тетя Маруся, ведь Саня - писатель. Ведь Наташа не любит литературы, она лишь последнее время старалась приобщиться к литературе.

" Я ей говорила: "Что, Вероня, писателю море по колено. Хотя бы один: что не тогда, когда жене перевалило за 50, когда отпраздновано 25-летие супружества, предъявлять своей жене счет, что она недостаточно литературно образованна. Ибо заявлять, что я не люблю литературы, было просто смешно! Примерно так же смешно, как уверять, что я не люблю его самого! Несмотря на ощущение тяжести того, что продолжало давить меня, я стала испытывать и какую-то тихую радость вновь обретенной жизни: хотелось смотреть на улицу, на деревья с опадающими листьями, на лужицы на тротуарах. Может быть, и лекарства делали свое дело и настраивали на согласный лад. Однажды я проснулась с отчетливым внутренним чувством, что я потеряла право хотеть многого. Ведь добровольно уходя, я теряла все и теряла его навсегда. В этом жертвенном состоянии был даже какой-то элемент счастья.

У меня было сознание, что вот я достигла той душевной высоты, которая меня превосходила.

Родившееся настроение не уходило, а только укреплялось день ото дня. И мало-помалу они вылились в "Молитву", которую я окончательно сформулировала и записала 22 октября.

Мне боязно верить состоянию, все более и более охватывающему меня. Чувствуется и представляется так, будто поступком своим я погасила всю долго томившую меня горечь, очистила наше прошлое, изгнала из него всю боль, всю тяжесть, смыла всю скверну последних лет. Уйдя и волею Твоей вернувшись, я вернула себе свое прошлое, но отныне оно стало для меня чистым, обновленным. Дай удержать мне на весь остаток жизни то чувство, которого мне так недоставало раньше и которое пришло ко мне сейчас, через небытие, вместе с новым рождением радоваться малому!

Вот только что дождик прошел, улицы умылись - как хорошо!

И вообще все, хоть чуточку радостное, что ждет меня, будет впредь подарком мне! Если увижу его с Поздравлений Внучке От Бабушки На День Рождения Песня лицом - радость неизбывная! Потянется с ним ниточка дальше - еще большая радость, еще больший дар! Сохрани мне это прекрасное чувство, в меня вселившееся! Дай мне во всем хорошем, что ждет меня, видеть только незаслуженные дары Твои!

Только дары!" Не в мозгу, а в душе моей созрело то настроение, которое отразилось в моей "Молитве".

Никто из близких, из глубоко сочувствующих мне не был в состоянии своими советами добиться этого.

В моей тетрадке сохранились записи тех слов, которые я слышала от близких. Что понимала в моей драме Надя, которая говорила мне: "Нужно быть гордой!"? Мне, из которой муж выколачивал гордость, самолюбие, требуя лишь смирения и покорности, которой говорилось: зачеркни свое Я, и ты успокоишься". В те дни она написала обо мне стихотворение, записав как-то его мне в тетрадь: Гонимый ветром палый лист. То взмоет вверх, то канет вниз, То вдруг прильнет к стеклу чужому. В тоске по брошенному дому, То мчится над землей остывшей. - Я бы сама с вами поползла на коленях в "Сеславино", если бы это что-нибудь дало. Сусанна Лазаревна первая узнала от меня, что я стала другой, на все согласной. Та, в свою очередь, сказала об этом по телефону Сане. Вероня спросила его все же, сохранит ли он со мной добрые отношения, если я соглашусь на добровольный развод. Оказывается, в тот же вечер, в который я отравилась, вторая Наташа почувствовала себя плохо и ее отвезли в больницу. Он продолжает работать над романом, но вид у него, по словам Люши Чуковский, ужасный. По слухам, в Союзе писателей было голосование: пускать или не пускать получать премию. Проголосовали якобы за то, чтобы пустить, а назад - в зависимости от того, что он там скажет. Вот и самой Вероне я говорю о том, что сейчас, после своего поступка, я способна сдаться: ведь начинаю все с пустоты. Вероня снова звонит Сане, уверяет, что мое новое настроение устойчиво. Я думаю не столько о ее винах передо мной, сколько о моих- перед ней. Написано оно было 22 октября, в тот же день, что я записала свою "Молитву". Но прочту я его не сразу: От самого дня твоего самоубийства думал и чувствовал: никогда тебе этого не прощу (как и говорил: не прощу и в могиле), обрезала ты ВСЕ нити души и жизни между нами, все дочиста. Вдруг говорят мне, что ты стала покорной и согласной. И хотя м[ожет] б[ыть] еще не совсем так (каких поворотов у тебя не бывало) - сразу открылись ворота горя, добра и слез.

И представляется, и тянется только вереница той боли и того зла, которое Я тебе причинил. Сделали мы достаточно друг другу оба, но представляется теперь только то, что Я тебе.

Если ты останешься в этом настроении, и у меня будет: как искупить то зло?

И давно бы нам начать думать не о зле от другого, а о зле от себя. Так и давай друг другу простим, а каждый себе - не простим. И будем годами заглаживать, и будем друг ко другу добры, отзывчивы, дружественны. Именно в тот день в "Известиях" была напечатана статья "Нобелевская премия и "холодная война".

Название статьи было позаимствовано из американской газеты "Дейли Уорлд". По сообщению корреспондента ТАСС, автор статьи в этой американской газете утверждал, что присуждение Солженицыну Нобелевской премии по литературе - явно политическая провокация в духе холодной войны. А корреспондент ТАСС из Швеции пересказывал редакционную статью, помещенную в коммунистической газете "Норшенсфламман". Газета эта заключает, что Шведская академия "нанесла ущерб деятельности Нобелевского фонда, доверие к которому в результате случившегося оказалось поколебленным как в национальном, так и в международном масштабе"1. В нашей печати, это был уже третий отзвук на получение моим мужем Нобелевской премии! Разумеется, на самом деле за границей было значительно больше поощрительных откликов. В то время я уже не слушала западных передач, а пришедшие позже в дом Солженицына иностранные статьи уже не попали в мои руки.

Тщательно ведущаяся мною много лет летопись событий, связанных с моим мужем-писателем, с этого времени обрывается. Поздравления Внучке От Бабушки На День Рождения Песня дня, 24 и 25 октября - это были суббота и воскресенье, - моего доктора Валерии Михайловны в больнице не было. Может статься, мое настроение и не колебнулось бы, если бы в эти Поздравлений Внучке От Бабушки На День Рождения Песня не День Рождения 5 Лет Внучке Поздравление От Бабушки показывали по телевидению обе серии "Анны Карениной" и я не посмотрела их. В субботу я видела мечущуюся на экране Долли, в отчаянии и гневе. Долли, кричавшую, что она ненавидит мужа, который мог.

В воскресенье я видела Каренина, негодовавшего, что из-за измены жены возненавидел даже сына.

И что-то стронулось во мне, и меня повело в другую сторону. А ведь Саня в это воскресенье - я знала это - должен был звонить моему врачу, договариваться, когда придет в больницу. В понедельник, 26 октября, во время врачебного обхода, Валерия Михайловна посмотрела на меня подозрительно.

- А ведь мы договорились с Александром Исаевичем на сегодня, на два часа. Муж собирался прийти во вторник, но на день раньше закончил работу и потому ускорил свой приход. Значит, вчера были закончены последние странички "Августа четырнадцатого"! ..Видеть мужа - для меня уже само по себе так много! - Я скажу сестре, чтобы она дала вам таблетку седуксена сейчас, а в 12 часов - само собой. Все силы свои напрягаю, чтобы вернуть себе то свое состояние: умиротворенное, жертвенное, согласное, высокое, до которого не поднялись ни Долли, ни Каренин. Одно сознание, что сейчас увижу его, наполняет радостью, тревожной радостью. Очень скоро приходит Валерия Михайловна, зовет меня.

Снаружи было похоже на фотолабораторию, какая-то фанерная пристройка. Сколько чувств смешано на его лице, в его глазах, едва ли не заплаканных. - Ты не представляешь, какие у нас с тобой будут теперь отношения.