Поздравления Бабушке С Днем Рождения Внука 18 Лет

Шепча слова клятвы, Вальперт проклинал себя за слабость и неумение сказать твердое «нет».

Как же он жалел сейчас, что не нашел в себе смелости вовремя предать и присоединиться к войскам удачливого нижнебургундского соседа! Как дорого порой нам обходится излишняя щепетильность и превратные понятия о какой-то выдуманной чести!

Бог ты мой, знал бы еще старый рыцарь, какую цену придется заплатить ему и его дочери за свою никчемную преданность и привитые самому себе внешне прекрасные, но на деле губительные принципы! Подойдя к воротам таверны, король приказал подать ему первую же лошадь и принести пергамент. Он поставил свою подпись и скрепил печатью чистый свиток. - Распорядись всем и запиши сюда все, о чем сегодня было оговорено, – сказал он Вальперту. - Я постараюсь, ваше высочество, – ответил ему граф. Он ясно представил себе, как широко раскроются прекрасные голубые глаза Ирменгарды при известии, что король бросил ее, как хлынет из этих неповторимых глаз поток соленых слез и невольная жалость тронула душу Вальперта, только-только начавшую приходить в себя после всех злоключений, которые выпали на долю графа и долю его собственной дочери. Никто не чинил ему препятствий, все только молчаливо провожали взглядом человека, который тщился быть правителем этих земель, а ныне покидал ее в одиночку, бросив все и брошенный всеми.

Дольше всех ему в спину смотрели редкой красоты голубые глаза и пухлые алые губы смотрящей шептали ему вслед страшные проклятия. 1680-й год с даты основания Рима, 6-й год правления базилевса Романа Лакапина (9 июля 926 года от Рождества Христова). - Да освятится через помазание миром сим душа твоя Святым и Животворящим Духом, да оградит тебя печатью своей Господь-Вседержитель от всякой суеты и скверны, да благословит Господь Бог все твои деяния и помыслы! С этими словами, его высокопреподобие Фламберт, архиепископ Миланский, принял из рук бургундского священника Манассии сосуд с освященным маслом и начертал миром на лбу, висках и запястьях Гуго Арльского спасительный крест. Стоявшие за троном Гуго монахи дружно затянули «Te Deum laudamus». Красоту и слаженность их пения высоко оценил, сидевший рядом с Гуго, Его Святейшество папа Иоанн Десятый, который при первых же нотах обернулся к поющим и одобрительно закивал головой. Неумолимо знойным днем, девятого июля 926 года, в городе Павия, в небольшой тогда еще церкви Святого Михаила, сохранившей с тех времен лишь древние колонны с рельефами животных и людей, продолжалась королевская коронация Гуго, графа Арльского и графа Вьеннского, первого сына графа Теобальда и Берты Тосканской, внука конкубины Вальдрады, а, стало быть, пусть и непрямого, но потомка Лотаря Второго и самого Карла Великого. Горделивая улыбка не покидала лицо Гуго Арльского, как же складно и на удивление легко у него все получилось! И какая жалость, что мать Гуго совсем немного не дожила до этого великого дня! Мечта, которой он начал грезить, едва встав на ноги и произнеся свои первые слова, сейчас, в ближайшие минуты перестанет быть для него лишь плодом фантазии. Он всегда верил в то, что такой день настанет, он всегда знал, что уготован судьбой для такой роли, и Небеса просто не могли не обратить на него свой благосклонный взор. Сорок с лишним лет пришлось ему ждать своего часа, ждать, когда в дом его постучит ангел, посланный Небом с великой вестью. И этот ангел сейчас находится по правую руку от него, воплотившись в сурового, осанистого Поздравления Бабушке С Днем Рождения Внука 25 Лет епископа, время от времени подбадривающего Гуго своим взглядом. Как здорово, что Гуго в свое время доверился ему, доверился всем его советам и заключил с ним бессрочный союз, а тот провел его через весь хитроумный лабиринт итальянских интриг и ни разу не позволил тому оступиться. Даже сегодняшний день, в чужом для обоих городе, этот ангел обустроил так, что будущий король ни в чем не чувствовал себя ущемленным. Чего стоил только один процесс коронации, на которой сегодня присутствовали практически все благородные фамилии Италии и Прованса и практически все высшие чины католической Церкви! Ведь не сравнить же эту коронацию с наспех, по-плутовски совершенным миропомазанием Рудольфа Бургундского, которое осуществил епископ местного города, за что и сгинул в огне венгерских язычников. Три дня назад, шестого июля, итальянские сеньоры и отцы Церкви дружно признали ту коронацию незаконной и совершенной по принуждению со стороны бургундского узурпатора. Сегодняшний же процесс никто и никогда не будет в силах поставить под сомнение, ибо по правую руку от претендента в короли восседал сам глава Вселенской церкви и преемник Апостола Петра, а саму коронацию вел третий по значимости прелат в Италии.

Конечно же, Гуго делал попытку уговорить провести коронацию самому папе, но тот благоразумно и дальновидно от этого уклонился, оставив за собой право на императорскую коронацию в Риме, которая, после сегодняшнего дня, судя по всему, становилась следующей целью Гуго. Все присутствующие в церкви, вне всякого сомнения, должны были вознести хвалу монахам ордена Святого Колумбана, которые при возведении храма использовали камень с невероятно низкой теплопроводностью.

Попавшим внутрь церкви, а таковыми являлись, конечно, высшая знать и духовенство, не пришлось в итоге несколько часов провести под огнедышащим июльским солнцем, чьи лучи за время коронации лишили сознания нескольких слабых и неосторожных зевак, оставшихся на улице.

Внутри же базилики было благословенно свежо и Гуго, которого на время коронации оставили в одной исподней рубахе, к концу церемонии даже заклацал зубами. Впрочем, возможно это было не столько от холода, который источали стены церкви, сколько от возбуждения.

Уже более трех месяцев минуло с тех пор, как Гуго Арльский решился на отважный маневр и пересек Лигурийское море. Его появление было столь внезапным, а действия столь решительны, что многочисленные враги не оказали ему ни малейшего сопротивления по пути из Пизы в Павию.

Его сосед по Бургундии и, казалось бы, главный соперник в Италии, трусливо бросил Павию, растеряв по мере своего бегства из страны всю армию, которая теперь находилась под знаменами Гуго. Его сводный брат и второй по значимости соперник благополучно застрял в сполетских холмах и болотах, решая проблемы своей обожаемой супруги. Ну а хозяева крупнейших городов Лангобардии – епископы Милана и Пьяченцы – люто ненавидящие друг друга, а посему вечно становящиеся по разные стороны тогдашних баррикад, оказались настолько впечатлены энергией Гуго, что предпочли за благо поскорее явиться пред его очи и заверить в своем искреннем расположении. При этом миланский епископ был чуть скорее, чуть более цветист в речах и, главное, отрекомендован папой, за что именно ему, в качестве знака особого почета и внимания, было поручено возложить на голову Гуго старинную корону лангобардов. И вот эту корону, примечательную скорее своей древностью и историей, нежели изяществом работы рук ее создавших, в настоящий момент архиепископ Фламберт торжественно нес вдоль нефа базилики, держа ее на пурпурной подушке расшитой золотом. Фламберт шел медленно, чрезвычайно медленно, ибо корона была не тяжела и подвижна, а подушка несоразмерно ей велика, упруга и чрезмерно выпукла, и осторожный епископ всерьез опасался уронить священный атрибут власти.

Десятки глаз скользили по железному ободу короны, и во многих из них сквозило хищное вожделение. Сам Гуго с момента появления короны в базилике не спускал с нее зачарованных глаз. Фламберт подошел к лестнице, поднимающейся к трансепту базилики. Отвлекшись на долю секунды на первые ступени, священник покачнулся, и случилось то, чего он так опасался - корона соскользнула с предательской подушки.

Сонм присутствующих дружно ахнул, но чья-то ловкая рука подхватила падающий железный обод у самых каменных ступеней лестницы. Тут же раздались радостные клики, которые охотно подхватила толпа, стоявшая за пределами церкви и ошибочно посчитавшая, что таинство свершилось. Вместе с тем многие из присутствующих испуганно зашлись в крестных знамениях. И Гуго, и сам папа были детьми своего суеверного времени.

Не выказав никоим образом своих опасений, они почувствовали, как все их возвышенное и приподнятое настроение безнадежно испорчено. И кто же тот молодец, который спас корону, проявив при этом чудеса ловкости незаурядного жонглера? Внимание всех обратилось на молодого человека двадцати пяти лет от роду, высокого, с примечательно резкими чертами лица, выдававшего в нем человека страстного и жестокого. Несмотря на праздник и июльскую жару, на нем было черное блио и даже под ним черная рубаха из плотной ткани. Дорогая перевязь и многочисленные перстни на руках не оставляли сомнений в его высокородном происхождении для тех, кто его до сей поры не знал. Но папа и Гуго таковыми не являлись, а потому при виде спасителя короны их настроение только еще более ухудшилось. - Граф Беренгарий Иврейский, внук, да-да, внук императора, – шорохом падающих листьев пронеслось по толпе. Поймав корону, молодой Беренгарий на мгновение задержал ее в своих руках, разглядывая грубую сталь ее обода и не обращая внимания на одновременно нахмурившиеся лица папы и Гуго. Ропот, пробежавший в толпе, только вызвал у него злорадную усмешку.

Все так же криво улыбаясь, он вернул корону на подушку епископа и позволил Фламберту благополучно достичь цели своего опасного путешествия. Все поры лица несчастного, перепуганного прелата к тому моменту источали влагу и папа Иоанн поспешил на помощь своему соратнику, подбодрив того несколькими энергичными словами. Под возобновившееся пение монахов епископ Фламберт опустил железную корону на голову Гуго и приложил некоторое усилие, чтобы закрепить узкую корону на висках новоиспеченного монарха.

Древнее железо больно впилось в кожу нового короля. - Гуго Первому, благословенному королю Священной Италии и Лангобардии, честь и победа!

– провозгласил Фламберт, и зал троекратно повторил его слова.

– проговорил Гуго, сердце его билось в груди пойманной птицей, - отчего же мир живет так, как будто сейчас ничего не случилось? Отчего солнце светит по- прежнему, ведя я теперь король?

– обернулся к нему папа и с едва заметной улыбкой оценил, с каким достоинством тот переживает мгновения своего триумфа. Но я никогда не забуду того, кто стал проводником его воли! Ваши друзья отныне мои друзья, а ваши враги есть мои смертельные враги и горе им, если они попадутся у меня на пути!