Поздравления С Днем Рождения В Прозе Директору Библиотеки

Пиппи так крепко обнимала всех матросов, что первые пять минут им трудно было отдышаться.

Потом она посадила капитана себе на плечи, пронесла сначала через всю толпу, а после до самой Виллы Вверхтормашками. Они считали, что этот день войдет в историю города. Несколько часов спустя капитан Длинныйчулок уже лежал в постели на Вилле Вверхтормашками и храпел так, что весь дом дрожал. На кухне за столом с остатками роскошного ужина сидели Пиппи, Томми и Анника. Анника думала о том, что в конце концов жить вряд ли стоит! А Томми пытался вспомнить, есть ли на свете что-нибудь по-настоящему интересное и приятное, но так ничего и не мог найти. Она похлопала господина Нильссона, который шастал по столу взад и вперед между тарелками, похлопала Томми и Аннику, она то напевала, то насвистывала, то весело пританцовывала и, казалось, не замечала мрачного настроения Томми и Анники.

— До чего же здорово будет снова отправиться в плаванье! — Подумать только, на море такая свобода, такой простор!

— И по правде говоря, мне очень хочется увидеть Куррекурредутию. Вы только представьте себе: растянуться на берегу и обмакнуть большие пальцы ног в самый настоящий-пренастоящий Тихий океан. — Думаю, играть с маленькими черными негритятами тоже будет весело, — продолжала Пиппи.

— Да вот только мы сидим и думаем, что ты не скоро вернешься на Виллу Вверхтормашками. Мне думается, что на острове Куррекурредут еще веселее. Анника повернулась к Пиппи, ее бледное лицо выражало отчаяние.

— Ах, Пиппи, как долго ты собираешься там оставаться? — Кто знает, — сказала Пиппи, — может, на острове Куррекурредут так весело, что мне захочется остаться там навсегда. — Быть негритянской принцессой не такое уж плохое занятие для меня, ведь школьного образования у меня почти что нет. Глаза на бледных мордочках Томми и Анники как-то подозрительно заблестели. — Хотя, если хорошенько подумать, вряд ли я останусь там навсегда, — сказала Пиппи.

— Придворная жизнь мне, поди, под конец может надоесть.

И в один прекрасный день я точно скажу что-нибудь вроде: «Томми, Анника, не пора ли нам сматываться домой на Виллу Вверхтормашками?» — Что я хочу сказать? А может, я забыла сказать, Поздравления С Днем Рождения Начмеду В Прозе что вы тоже поедете со мной на остров Куррекурредут?

Задыхаясь от волнения, они не могли вымолвить ни слова. Ровно на пять секунд на Вилле Вверхтормашками воцарилась тишина.

Господин Нильссон, который сидел на столе и пытался намазать свою шляпу маслом, удивленно поглядел на них. Еще больше он удивился, увидев, как Пиппи, Томми и Анника, взявшись за руки, пляшут вокруг стола дикий танец. Они стучали ногами и кричали так громко, что лампа сорвалась с потолка и свалилась на пол. И тут господин Нильссон швырнул нож в окно и тоже принялся плясать. — спросил Томми, когда они успокоились и уселись на дровяной ларь, чтобы все хорошенько обсудить. Томми и Анника получили разрешение отправиться с Пиппи в Куррекурредутию.

Ясное дело, почти все тети из этого маленького городка приходили к фру Сёттергрен и говорили: — Ты ведь не собираешься в самом деле отпустить своих детей плавать по Тихому океану вместе с Пиппи Длинныйчулок? А фру Сёттергрен отвечала им: — А почему бы мне их не отпустить? Дети болели, и доктор сказал, что им нужна перемена климата. Я давно знаю Пиппи и могу сказать, что она никогда не причиняла вреда Томми и Аннике.

— Может, она и не всегда умеет себя прилично вести. И вот однажды, прохладным весенним днем, Томми и Анника впервые в жизни покинули свой маленький-премаленький городок, чтобы вместе с Пиппи отправиться в большой и удивительный мир. Они все трое стояли у поручней, а свежий вечерний ветер надувал паруса «Попрыгуньи». Нет, не все трое, вернее, все пятеро, потому что лошадь и господин Нильссон тоже отправились в плавание. Все школьные товарищи Томми и Анники стояли на пристани и чуть не плакали оттого, что расстаются с друзьями, а также и от зависти. На следующий день им надо было, как всегда, идти в школу.

По географии им задали на дом выучить острова Тихого океана. А Томми и Аннике не придется больше учить уроки чуть ли не целый год. «Здоровье важнее школьных занятий», — сказал доктор.

«А острова Тихого океана они смогут выучить на месте», — добавила Пиппи. Мама и папа Томми и Анники тоже стояли на пристани.

Когда дети увидели, что родители вытирают глаза платком, сердце у них немножко защемило. И все же они были так счастливы, что дух захватывало.

— Когда поплывете по Северному морю, наденьте по два теплых свитера и… Остальные ее слова потонули в прощальных криках людей на пристани, в ржании лошади, веселых воплях Пиппи и трубных звуках, которые сморкаясь издавал капитан Длинныйчулок. Над «Попрыгуньей» светили звезды, вокруг ее форштевня плясали льдины, и ветер свистел в ее парусах. Мне кажется, я тоже хочу стать морской разбойницей, когда вырасту. — воскликнула однажды сверкающим солнечным утром Пиппи, стоя на вахте; ее тело прикрывала лишь маленькая набедренная повязка. Они плыли днем и ночью, недели и месяцы, по исхлестанным бурями морям и спокойным, приветливым водам. Они плыли при свете звезд и лунном сиянии, под темными, грозными тучами и под палящими лучами солнца. Да, они плыли так долго, что Томми и Анника почти забыли, как это бывает, когда живешь дома, в маленьком городке.

Как удивилась бы их мама, если бы увидела их сейчас! Свеженькие, загорелые, востроглазые, они взбирались на ванты не хуже самой Пиппи. По мере того как климат становился все теплее, они постепенно сбрасывали с себя одежду, и из тепло укутанных детей (одетых в две нижние фуфайки), которые пересекали Северное море, Томми и Анника превратились в двух маленьких, голеньких коричневых малышей, с одной лишь небольшой набедренной повязкой на теле. — повторяли каждое утро Томми и Анника, просыпаясь в каюте, которую делили с Пиппи. Однако чаще всего Пиппи была уже в это время на ногах и стояла у руля. — Изборозди ты хоть семь морей-океанов, а лучше моей дочки моряка не найдешь! Через самые ужасные буруны и самые опасные подводные скалы Пиппи уверенной рукой проводила «Попрыгунью»!

Да, там и в самом деле лежал этот остров под зелеными пальмами, окруженный самой синей из синих вод. Два часа спустя «Попрыгунья» вплыла в маленький залив на западной оконечности острова. А на берегу стояли все жители острова Куррекурредут — мужчины, женщины и дети, — желавшие встретить своего короля и его рыжеволосую дочь. Мощный гул приветствий поднялся в воздух из толпы, когда трап опустили на берег. — кричали люди, и это означало: «Добро пожаловать к нам обратно, толстый белый вождь!» Король Эфраим величественно спустился вниз по трапу, одетый в свой синий костюм, а Фридольф стоял на носовой части верхней палубы и играл на гармошке новый национальный гимн жителей острова куррекурредутов: «Вот шведы шагают и трубы гремят». Подняв в знак приветствия руку, король Эфраим воскликнул: — Муони манана! Конечно, до них доходили слухи о Пиппи и ее колоссальной силе, но совсем другое дело увидеть все это своими собственными глазами. Томми и Анника тоже скромненько сошли на берег, а вместе с ними и весь экипаж корабля. Но жители острова Куррекурредут ни на кого не смотрели, кроме как на Пиппи. Капитан Длинныйчулок поднял ее и поставил себе на плечи, чтобы все как следует могли разглядеть ее. Но когда Пиппи Длинныйчулок подняла капитана Длинныйчулок и поставила его на одно плечо, а лошадь на другое, гул перешел почти в настоящий ураган. Все население острова Куррекурредут составляло не более 126 человек. — Как раз столько подданных и надо иметь, — говорил капитан Эфраим. Все куррекурредуты жили в маленьких уютных хижинах среди пальм. Самая большая и самая красивая хижина принадлежала капитану Эфраиму. У матросов экипажа «Попрыгуньи» тоже были свои хижины, где они и жили в те времена, когда «Попрыгунья» бросала якорь в маленьком заливе. Только иногда появлялась необходимость в экспедиции на остров в 50 милях к северу. Ведь там была лавчонка, в которой можно было купить нюхательный табак для капитана Длинныйчулок. Очень красивая, новая маленькая хижина под кокосовой пальмой предназначалась для Пиппи. Но прежде чем позволить им пойти в хижину и смыть с себя дорожную пыль, капитан Длинныйчулок захотел показать им одну вещь.

Взяв Пиппи за руку, он снова повел ее вниз на берег. — Здесь, — сказал он, указав толстым указательным пальцем на берег.

— Здесь я выплыл на сушу в тот раз, когда меня сдуло ветром в море. Куррекурредуты воздвигли памятник в честь этого примечательного события.

На памятнике были вырезаны по-куррекурредутски следующие слова: «По волнам великого огромного моря явился сюда наш толстый белый вождь.

Здесь — то место, где он выплыл на берег, когда цвели хлебные деревья. Да пребудет он вечно таким же толстым и величественным, как тогда, когда ступил на остров». Капитан Длинныйчулок голосом, дрожащим от волнения, прочитал вслух надпись для Пиппи и Томми с Анникой. Когда солнце начало садиться и готовилось исчезнуть в беспредельных объятиях Тихого океана, куррекурредуты барабанным боем стали призывать народ на площадь посреди селения, где проходили все праздничные и правительственные торжества. Там стоял красивый бамбуковый трон короля Эфраима, украшенный красными цветами бугенвильи. Для Пиппи куррекурредуты смастерили трон чуть поменьше и поставили рядом с троном ее папы.

Еще куррекурредуты поспешно вырезали также и два бамбуковых стульчика для Томми и Анники. Бой барабанов зазвучал еще громче, когда король Эфраим, преисполненный чувства собственного достоинства, сел на свой трон.

Он снял с себя костюм и надел королевское облачение: набедренную повязку из полос лыка, на голову — корону, ожерелье из китовых зубов на шею, а на лодыжки ног — толстые браслеты. На ней по-прежнему была та же самая маленькая набедренная повязка, но в волосы она воткнула несколько красных и белых цветов, чтобы стать немножко наряднее.

Ничто не могло заставить его воткнуть в волосы цветы. Король Эфраим был ведь надолго отлучен от государственных дел и теперь принялся править изо всех сил.

Между тем маленькие чернокожие куррекурредуты приблизились к трону Пиппи. По какой-то непонятной причине они внушили себе, что белая кожа гораздо изысканней черной, и поэтому они, по мере приближения к Пиппи, Томми и Аннике, испытывали все большее почтение. Когда же они наконец подошли к самой Пиппи, то все разом бросились перед ней на колени. Стоило ей это сделать, как все дети снова упали перед ней на колени.