С Новым Годом Поздравление Детям От Учителя

К полднику душистый настой становился нежно-зеленым, к вечеру кирпичным, как настоящий чай, а утром Поздравление Своим Детям С Новым Годом бордово-красным, терпким. Маруся сливала остатки чая в кувшинчик и заваривала новый. По дороге с ключика встречала стадо, отходила в сторонку — Поздравление С Новым Годом Учителям Предметникам боялась. Коровы были черно-белые, одинаковые, будто сестренки, смотрели влажными печальными глазами, меланхолично жевали.

Пастухи, Монин и Перфилыч, крыли их семиэтажно, оглушительно щелкая кнутами. Монин когда-то давно служил милиционером, и былая значимость бросала героический отблеск на его нынешнее, так ему казалось, ничтожество. А Перфилыч, доброжелательный и беззубый, как в прямом, так и в переносном смысле, всю жизнь трудился скотником и прекрасно себя чувствовал в этом качестве. Машино знакомство с ними началось с конфуза, над которым потом потешалась вся округа. Восхищенно глядя на гигантскую черную «корову», тяжело шагавшую среди казавшихся мелкими на ее фоне пестрых буренок, она сказала: — Такая огромная, а вымя недоразвито. — И блеснула глубокими познаниями в животноводстве: — Мясная порода? Перфилыч беззвучно затрясся, прикрывая ладонью беззубый рот. Зато Монин оторвался по полной программе: заржал как сивый мерин, хлопая себя по ляжкам, задыхаясь и захлебываясь словами, из которых Маруся узнала, что поразившая ее воображение черная корова — это племенной бык Черномор, а недоразвитое вымя соответственно… Ну, в общем, понятное дело.

Вообще в первое время Маруся неплохо поработала на имидж деревенской дурочки. Сначала ее буквально пригвоздил к перегородке фермы молодой бычок, зажевав подол сарафана, пока она чесала ему теплый велюровый лоб. И доярки долго покатывались со смеху, прежде чем освободили ее из плена.

Потом старый коняка Матрос наступил ей на ногу, когда она кормила его хлебом. И наконец, Маруся провалилась в старый погреб, собирая малину в заброшенном саду у развалившегося дома в конце деревни. На ее истошные вопли прибежала Татьяна Рябикова по кличке Барбоска, вытащила перепачканную страдалицу и понеслась звонить по всей деревне да по соседнему Сельцу — веселить народ. Но Маруся была девушка простая — смеялась вместе со всеми. Тем более что народ здесь жил незлобивый, очень даже неплохой народ.

Когда засыпал в листве ветер, умолкали птицы, и деревенька, и так-то немноголюдная, словно вымирала. Маруся звала Челкаша и отправлялась гулять в поля за околицу. Пес носился кругами, расходуя накопленную за день энергию, а она брела нога за ногу неоглядным затерянным миром, залитым желтым закатным солнцем, и думала-мечтала.

И мысли приходили легкие, светлые, и не помнилось зла. На обочине проторенной между полями дороги, там, где выбивалась ключиками из-под земли речка Бурничка, лежал огромный жемчужно-серый валун. Маруся садилась на его гладкую, нагретую за день поверхность, отдыхала. Тот садился на задние лапы, склонял набок голову и, приподняв одно ухо, строил такую потрясенную морду, что Маруся сконфуженно замолкала — петь она не умела. Камней здесь было великое множество: от мелкой разноцветной гальки на дне Бурнички до таких вот неподъемных сказочных великанов. И в душе у Маруси рождалось странное благоговение перед этими таинственными, как ей казалось, творениями природы. Вон мы огород копаем весной и осенью и каждый раз по ведру камней собираем.

А откудова им еще взяться, если здесь все копано-перекопано?

А вот эти-то, огромные, поди с ледникового периода здесь лежат? А которые вокруг полей валялись, те дачники по своим участкам растащили. Давай и мы с тобой натаскаем и альпийскую горку сделаем или, например, сад камней. — Баловство это, Марь Сергевна, — охлаждал ее энтузиазм Юрка.

Я вам клубеньков принесу… Еще Марусю восхищали поэтические названия здешних деревень: Синяя осока, Золотниковская пустынь, Лебяжий луг. И заповедных местечек в окрестностях Новишек — Сказочная поляна, Заячья горка, Редкие березы… Были здесь и свои Кресты. Сходились вместе четыре дороги, неведомо когда проложенные, невесть куда ведущие, и уж сколько лет никто ими не пользовался, а не зарастали. Рассказывал Юрка, что черники там видимо-невидимо, а лисичек — ногу некуда поставить. Но зачем же так далеко ходить, если и в своем лесу необоримо? И все же к Крестам они пошли, когда, по расчетам Юрки, зацвели в Большом лесу голубые колокольчики. — Вы, Марь Сергевна, таких еще не видывали, — сказал он. Кто на те цветы посмотрит, тому большая удача привалит. Только рвать их нельзя: счастье свое упустишь, а до дому все одно не донесешь — завянут. А охраняет колокольчики сила неведомая, не всякого еще и подпустит… — Ну, Душевное Поздравление С Новым Годом Детям прямо «Аленький цветочек»! В неведомую силу она не верила, а вот на колокольчики дивные посмотреть хотела. От Крестов пошли по левой дороге, уходящей в; глубь Большого леса.

Солнце почти не проникало сквозь густой еловый шатер, и воздух тоже был густым, влажным, а по обочинам стояли диковинные бледные грибы с вывернутыми толстыми шляпками.

Здесь не пели птицы, не шелестел листвой ветер, и Юрка, не закрывавший обычно рта, шагал рядом молчаливый, серьезный. Сзади понуро плелся Кузя, Юркина дворняга, увязавшийся за ними сегодня вместо Челкаша. И Маруся совсем уж было решила повернуть обратно, прервать это безрадостное затянувшееся путешествие, как вдруг дорога почти под прямым углом вильнула в сторону и глазам ее открылось фантастическое зрелище: из черной сырой земли среди голых сучковатых стволов в великом множестве росли колокольчики. С высоких изумрудных стеблей изящной дугой свисали крупные пронзительной синевы чашечки цветков. И случайное это драгоценное озерцо в темной оправе дремучего леса будто позванивало тихим лазоревым звоном. — просто коснуться кончиками пальцев прохладной хрупкой синевы. Кузя, поджав хвост, неотрывно смотрел в гущу леса и мелко дрожал.

Она проследила за его взглядом, ничего не увидела, но знала, ощущала всем своим существом: кто-то глядит на них из глубины холодными яростными глазами. Ужас зародился где-то внизу живота и медленно пополз вверх, леденя кровь, поднимая волосы, отключая рассудок. Маленький Юрка испуганно всхлипнул и опрометью бросился бежать. И Маруся, охваченная паническим, первобытным, слепым страхом, кинулась прочь от этого места, ничего не видя вокруг, не замечая, что давно потеряла из виду и Юрку, и Кузю, и мчалась сквозь дикий дремучий лес, не разбирая дороги. И она, возвращаясь из своих лесных походов, веселая, румяная и голодная, неизменно говорила: — Глупые вы люди! Маруся грела обед, и мама, с аппетитом набрасываясь на еду, рассказывала: — Ах, Манюня!

А я лечу и думаю: «Вот сейчас вынесут меня лыжи на полянку, а там терем стоит высокий. Захожу я в горницу — на столе блины горячие, самовар жаром пышет…» — И кто же в этом тереме живет? — Мне и одного хватит… Это уж потом Маша проводила различные аналогии. А пока она брела по лесу в полном отчаянии, потому что понимала, что безнадежно заблудилась.

Уговаривала себя, что ее ведь будут искать и обязательно найдут, что нельзя же умереть с голоду в лесу, полном ягод и орехов, но получалось плохо… Впереди между деревьями показался просвет. На берегу небольшого заросшего озерца стояла избушка. — Избушка, избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом, — не веря в свое счастье, прошептала Маруся, не испытывая даже тени тревоги, ибо все здесь было пронизано светом, все дышало, пело, ласкало взор и слух: смолисто пахли нагретые солнцем сосны, манил дурманным духом наметанный возле плетня стожок, перекликались лесные пичуги, белые барашки облаков плыли по небу, и оно отражалось прохладной синью в спокойной глади озерца, так похожего на колокольчиковый дивный островок в черном лесу. И будто даже плыл над ним тот самый тихий лазоревый звон.

На нее пристально смотрел огромный дымчатый мастифф. — 3-здравствуйте, — вежливо сказала Маруся, попятилась и плюхнулась к подножию стожка. Мастифф не ответил, лег в кружевной березовой тени, положил голову на мощные лапы, не спуская глаз с непрошеной гостьи.

И Маруся, смирившись с обстоятельствами, утомленная обилием потрясений, свалившихся на нее в злосчастный этот день, устроилась поудобнее на благоуханном своем вынужденном ложе и, поморгав немного на лениво плывущие облачка, уснула. Она не слышала, как на поляне появился хозяин дома.

Тихо свистнул собаке, положил в тень садок с рыбой, подошел к стожку — взглянуть на пленницу: фирменные кроссовки, голубые легкие джинсы, короткая маечка — особа явно не местная, то есть совершенно очевидно, что не местная! Незваная гостья раскраснелась-зарумянилась в жарком душистом стожке. Русые волосы спутанным ореолом обрамляли безмятежное во сне лицо. Легкий ветерок раскачал сухую травинку, щекотнул ноздри. Перед ней стоял мужчина в высоких болотных сапогах-комбинезоне и синей клетчатой рубахе с закатанными рукавами. Серые глаза из-под козырька спортивного кепи смотрели внимательно. Он протянул руку, и Маруся, сжав сухую твердую ладонь, выбралась из стожка. Вот… пошла в лес и заблудилась… — Так это вы приехали к Василию Игнатьевичу?

— догадался мужчина и тоже представился: — Дмитрий.

А то он будет волноваться, а ему нельзя — у него сердце больное.

Юрка-то, наверное, уже вернулся, он здесь все тропинки знает. — Конечно, — склонил голову Дмитрий, — я вас провожу.

При упоминании о еде в желудке у Маши предательски заурчало. — Но я не могу терять время… — Ничего, времени это много не займет, а подкрепиться надо — путь предстоит неблизкий, уж очень далеко вы забрались… Он жестом пригласил ее следовать за собой, но направился не к избушке, а к большому добротному навесу в глубине двора под корявой раскидистой сосной.

Быстро разжег буржуйку, разогрел сковородку, вскрыл банку тушенки, залил яйцами. Все пело и ликовало у нее внутри, встречая каждый кусочек. Наконец она тщательно вытерла тарелку корочкой хлеба, отправила ее в рот и удовлетворенно откинулась на лавке. Дмитрий, сидя над своей почти не тронутой тарелкой, смотрел на нее смеющимися глазами. — Что-то я проголодалась, как волчиха… — Вот и отлично, — улыбнулся хозяин, подвигая ей стакан. — Пейте чай и пойдем, а то старик действительно будет волноваться. Он довел ее до Крестов, но дальше не пошел, а она не осмелилась попросить его об этом. Ей показалось, будто он хотел что-то сказать на прощание, и она замедлила шаг и вопросительно взглянула на него, понимая, что ему трудно, конечно же, вот так сразу предлагать неизвестной женщине продолжение знакомства.