Красивое Поздравления Днем Рождения Подруге Моей Дочери

Рассказывают даже, что чёрная собака счетовода Попкова как угорелая носилась по улицам и кричала: — А ну, где тут доктор Каррабелиус?

Он мучил беднягу днём и ночью, но она оставалась молчалива, как камень. С горя, говорят, поп принялся обучать своего пса музыке и математике. А у старухи Тараканихи будто бы кошка начала вдруг разговаривать по-французски. Тогда доктору Каррабелиусу посоветовали срочно покинуть город.

Некоторые скептики, конечно, говорили, что всё здесь — обман. Они заявляли, что тут обычный цирковой трюк под названием «чревовещание»: сам артист говорит сперва своим обычным голосом, а потом, когда собака открывает рот, он отвечает за неё другим голосом. Но не такой был мальчик Витя Храбрецов: он решил выяснить тайну до конца.

Когда доктор уезжал, он шёл за ним и его собакой до самого вокзала. Витя бросил собаке кусок хлеба, чтобы посмотреть, нет ли у Поздравления С Днем Рождения Моей Лучшей Подруге неё во рту говорящей машинки.

Наконец, когда доктор Каррабелиус влезал r вагон, она посмотрела на Витю Храбрецова, покачала головой и сказала: — Ты очень плохой ученик, пионер и мальчик. И в-третьих, говорящих собак никогда не было, нет и не может быть. Учил я когда-то одну маленькую девочку читать и писать. Девочку звали Иринушка, было ей четыре года пять месяцев, и была она большая умница. За каких-нибудь десять дней мы одолели с ней всю русскую азбуку, могли уже свободно читать и «папа» и «мама», и «Саша» и «Маша», оставалась у нас невыученной одна только самая последняя буква— «я».

И тут вот, на этой последней буковке, мы вдруг с Иринушкой и споткнулись. Я, как всегда, показал ей букву, дал как следует её рассмотреть и сказал: — А это вот, Иринушка, буква «я». Иринушка с удивлением на меня посмотрела и говорит: — Почему «ты»?

Она ещё больше удивилась и говорит: — Да не я, а буква «я». Наверно, мы, голубушка, с тобой немного переучились. Неужели ты в самом деле не понимаешь, что это не я, а что это буква так называется «я»?

Как же, скажите на милость, ей объяснить, что я — это не я, ты — не ты, она — не она и что вообще «я» — это только буква? — Ну, вот что, — сказал я наконец, — ну, давай скажи как будто про себя: я. Она оглянулась и шёпотом — на ухо мне: Я не выдержал, вскочил, схватился за голову и забегал по комнате. А бедная Иринушка сидела, склонившись над букварём, искоса посматривала на меня и жалобно сопела. Ей, наверно, было стыдно, что она такая бестолковая. Но и мне тоже было стыдно, что я, большой человек, не могу научить маленького человека правильно читать такую простую букву, как буква «я». Я быстро подошёл к девочке, ткнул её пальцем в нос и спрашиваю: — Ну вот… Понимаешь? А у самой уж, вижу, и губы дрожат и носик сморщился — вот-вот заплачет. — Ты, ты, ты, — пролепетала она, едва разжимая губы.

Да так громко и так жалобно, что весь мой гнев сразу остыл. — Как видно, мы с тобой и в самом деле немного заработались. Она кое-как запихала в сумочку своё барахлишко и, ни слова мне не сказав, спотыкаясь и всхлипывая, вышла из комнаты. Как же мы в конце концов перешагнём через эту проклятую букву «я»? И на другой день, когда Иринушка, весёлая и раскрасневшаяся после игры, пришла на урок, я не стал ей напоминать о вчерашнем, а просто посадил её за букварь, открыл первую попавшуюся страницу и сказал: — А ну, сударыня, давайте-ка почитайте мне что-нибудь. Она, как всегда перед чтением, поёрзала на стуле, вздохнула, уткнулась и пальцем и носиком в страницу и, пошевелив губами, бегло, не переводя дыхания прочла: — Тыкову дали тыблоко. Посмотрел в букварь, а там чёрным по белому написано: «Якову дали яблоко». Если бы я сказал «я», а не «ты», кто знает, чем бы всё это кончилось. И, может быть, бедная Иринушка так всю жизнь и говорила бы: вместо «яблоко» — тыблоко, вместо «ярмарка» — тырмарка, вместо «якорь» — тыкорь и вместо «язык» — тызык.

А Иринушка, слава богу, выросла уже большая, выговаривает все буквы правильно, как полагается, и пишет мне письма без одной ошибки. Уходя, мама велела им хорошо себя вести, ничего не трогать, со спичками не играть, на подоконники не лазать, на лестницу не выходить, котёнка не мучить.

Девочки закрыли за мамой на цепочку дверь и думают: «Что же нам делать?» Думают: «Самое лучшее — сядем и будем рисовать». Достали свои тетрадки и цветные карандаши, сели за стол и рисуют. Их ведь, вы знаете, очень нетрудно рисовать: какую-нибудь картошину намазюкал, красным карандашом размалевал и — готово дело — апельсин. Потом Тамарочке рисовать надоело, она говорит: — Знаешь, давай лучше писать.

Подумала Тамарочка, голову чуть-чуть наклонила, карандаш послюнила и — готово дело — написала: ОПЕЛСИН.

И Белочка тоже две или три буковки нацарапала, которые умела. Потом Тамарочка говорит: — А я не только карандашом, а я и чернилами писать умею. — Да, — говорит Белочка, — а ведь мама нам не позволила трогать на столе. И Тамарочка сбегала в папину комнату и принесла чернила и перо. А скатерть была чистая, белая, только что постланная. А пятнище всё больше и больше делается, растёт и растёт. Белочка побледнела и говорит: — Ой, Тамарочка, нам попадёт как! Потом подумала, нос почесала и говорит: — Знаешь, давай скажем, что это кошка чернила опрокинула! Говорит: — Тамарочка, ведь мама же нам не позволила… — Она про корыто ничего не говорила. Давай, давай скорее… Побежали девочки на кухню, сняли с гвоздя корыто, налили в него из-под крана воды и потащили в комнату.

А Тамарочка уже со стола скатерть сняла и опускает её в воду. Страшно опускать — сухую-то скатерть в мокрую воду. Потом говорит: Посмотрела Белочка, а вода в корыте — синяя-пресиняя. — В холодной же воде бельё не стирают, в холодной только полощут.

Испугалась Белочка: вдруг её Тамарочка ещё и воду заставит кипятить.

Заплакала Белочка и двумя руками вцепилась в корыто.

— Уйди, честное слово, а не то я в тебя сейчас водой брызну. Белочка, наверно, испугалась, что она и в самом деле брызнет, — отскочила, корыто выпустила, а Тамарочка его в это время как дёрнет — оно кувырком, с табуретки — и на пол. А вода уж по всей комнате — под стол, и под шкаф, и под рояль, и под стулья, и под диван, и под этажерку, и куда только можно течёт. Даже в соседнюю комнату маленькие ручейки побежали. Очухались девочки, забегали, засуетились: А в соседней комнате в это время спал на полу котёнок Пушок. Он как увидел, что под него вода течёт, — как вскочит, как замяучит и давай, как сумасшедший, по всей квартире носиться.

Девочки не знают, что делать, и котёнок тоже не знает, что делать. А Белочка так испугалась, что и на стул забраться не может. Стоит, как цыплёнок, съёжилась и только знай себе головой качает: И вдруг слышат девочки — звонок.

Тамарочка побледнела и говорит: А Белочка и сама слышит. Она ещё больше съёжилась, на Тамарочку посмотрела и говорит: — Ну вот, сейчас будет нам… А в прихожей ещё раз: — Белочка, милая, открой, пожалуйста. — Ну, Белочка, ну, милая, ну ты же всё-таки ближе стоишь. Тогда Тамарочка видит, что всё равно надо идти открывать, с табуретки спрыгнула и говорит: — Знаешь что?

Тамарочка подумала и говорит: — А что ж… Давай попробуем. Может быть, мама и не заметит… И вот опять забегали девочки. Тамарочка мокрую скатерть схватила и давай ею по полу елозить.

А Белочка за ней, как хвостик, носится, суетится и только знай себе: Тамарочка ей говорит: — Ты лучше не ойкай, а лучше тащи скорей корыто на кухню. Я пойду открою, а ты, Белочка, поскорей дотирай пол. Как следует, смотри, чтобы ни одного пятнышка не осталось. Остановилась она у двери, постояла, послушала, вздохнула и тоненьким голоском спрашивает: Мама входит и говорит: — Господи, что случилось? — Я уж бог знает что думала… Думала — воры забрались или вас волки съели. Мама сетку с мясом на кухню снесла, потом возвращается и спрашивает: — А где же Белочка? А Белочка… я не знаю, где-то там, кажется… в большой комнате… чего-то там делает, я не знаю… Мама на Тамарочку с удивлением посмотрела и говорит: — Послушай, Тамарочка, а почему у тебя такие руки грязные? Тамарочка за нос себя потрогала и говорит: — А это мы рисовали. — Нет, — говорит Тамарочка, — мы карандашами рисовали. Входит и видит: вся мебель в комнате сдвинута, перевёрнута, не поймёшь, где стол, где стул, где диван, где этажерка… А под роялем на корточках ползает Белочка и что-то там делает и плачет во весь голос. Белочка из-под рояля высунулась и говорит: А сама она грязная-прегрязная, и лицо у неё грязное, и даже на носу тоже пятна. Говорит: — А это мы хотели, мамочка, тебе помочь — пол вымыть. Мама обрадовалась и говорит: Потом к Белочке подошла, наклонилась и спрашивает: — А чем же это, интересно, моя дочка моет пол? — Да уж, это действительно называется — помогают мне. А Белочка ещё громче заплакала под своим роялем и говорит: — Неправда, мамочка. Мама на табуретку села и говорит: — Этого ещё недоставало. Белочка на Тамарочку посмотрела и говорит: — Мы из папиной комнаты принесли. Мама посидела, подумала, нахмурилась и говорит: — Ну, что же мне теперь с вами делать? Девочки обе заплакали и говорят: — А вы очень хотите, чтобы я вас наказала? — Нет, — говорит мама, — за это я вас наказывать не буду. А вот за то, что без спросу взяли из папиной комнаты чернильницу, — за это вас действительно наказать следует.

Ведь если бы вы были послушные девочки и в папину комнату не полезли, вам бы не пришлось ни пол мыть, не бельё стирать, ни корыто опрокидывать. Ведь в самом деле, Тамарочка, разве ты не знаешь, почему у тебя нос грязный? — Сумел набедокурить — сумей и ответить за свои грехи.

Сделал ошибку — не убегай, поджав хвост, а исправь её. Потом посмотрела и говорит: — А где же, я не вижу, скатерть находится?

Вытащила мама из-под дивана скатерть и опять на табуретку села.

Ведь это же не скатерть, а половая тряпка какая-то. Девочки ещё громче заплакали, а мама говорит: — Да, милые мои доченьки, наделали вы мне хлопот.

Я устала, думала отдохнуть, я только в будущую субботу собиралась большую стирку делать, а придётся, как видно, сейчас этим делом заняться.