Мамуль С Днем Рожденья Или Рождения Поздравления

Он чуть было не пристроил крысоловку на голову Лине — ведь крысе нравилось туда прыгать, — но побоялся, что Лина проснется и все испортит.

Нет, придется поставить крысоловку куда-нибудь в другое место. Крыса часто возится там в поисках упавших на пол хлебных крошек. Но ставить крысоловку туда, где сидит папа, бесполезно, — возле его стула крошками не больно-то разживешься. — А вдруг крыса окажется как раз у папиного стула, не найдет там никаких крошек и начнет грызть вместо них папины пальцы. Нет уж, Эмиль позаботится о том, чтобы так не случилось.

И он поставил крысоловку туда, куда обычно папа ставил ноги, а потом снова улегся спать, очень довольный самим собой.

Проснулся он, когда на дворе уже рассвело, от громкого вопля, донесшегося из кухни. «Кричат от радости, видно, крыса попалась», — подумал Эмиль. Вытащив сынишку из кровати, она зашептала ему на ухо: — Марш в столярку, пока папа не вытащил ногу из крысоловки. И, схватив Эмиля за руку, мама потащила его из дома.

Он был в одной рубашке, так как впопыхах не успел одеться, но беспокоило его совсем другое.

И, схватив ружье и кепчонку, он помчался в столярку с такой быстротой, что его рубашка заполоскалась на ветру. Мама Эмиля заложила снаружи дверь на засов, чтобы Эмиль не мог выйти, а Эмиль закрылся на крючок изнутри, чтобы папа не мог войти, — разумно и предусмотрительно с обеих сторон. Мама Эмиля считала, что пока Эмилю не стоит встречаться с папой. Затем спокойно уселся на чурбан и принялся вырезать забавного деревянного старичка.

Он занимался этим всякий раз, как только оказывался в столярной после очередной шалости, и успел вырезать уже девяносто семь фигурок. Старички были красиво расставлены на полке по порядку, и Эмиль радовался, глядя на них. «Закачу-ка я в тот день пир в столярке, но приглашу одного Альфреда», — решил про себя Эмиль, сидя на чурбане с резаком[7] в руке. Издалека доносились крики отца, потом они постепенно стихли.

Эмиль удивился и забеспокоился, не стряслось ли еще чего с мамой. Но вспомнил, что сегодня собирались заколоть свинью, видно, это она и визжала. Невеселый выдался у нее денек двадцать восьмого июля! Ну да кое-кому другому тоже не очень-то сегодня повезло!

К обеду Эмиля выпустили из столярной, и, когда он пришел на кухню, навстречу ему кинулась сияющая Ида.

— А у нас на обед будут пальты, — радостно сообщила она. Это большие темные хлебцы, начиненные салом, которые по вкусу напоминают кровяную колбасу, только они еще вкуснее.

И готовят пальты почти так же, как и кровяную колбасу, из крови и муки, с пряностями. Когда в Каттхульте закалывают свинью, там всегда варят пальты. Мама месила на столе в большом глиняном блюде кровяное тесто, а на плите кипела в чугуне вода. Скоро пальты будут готовы, да такие вкусные, что пальчики оближешь! — Я съем восемнадцать, — похвасталась Ида, хотя была совсем крошечной худышкой, ей бы и полпальта за глаза хватило. И правда: надвинув на лоб свою широкополую соломенную шляпу, папа Эмиля, как всегда, разлегся на траве. Обычно он отдыхал после обеда, но сегодня, как видно, изрядно устал. Да и как не устать, если чуть свет первым делом попадаешь в крысоловку. Тут Эмиль увидел, что у папы только правая нога в башмаке. Сначала Эмиль решил, что папа не надел второго башмака из бережливости. Но потом Эмиль заметил окровавленную тряпицу, намотанную вокруг большого пальца на левой ноге, и сразу понял, в чем дело: у папы так сильно болел палец, что он не мог надеть второй башмак. Эмилю стало очень стыдно, и он раскаялся в своей глупой проделке с крысоловкой. Эмиль схватил обеими руками глиняную миску с тестом и просунул ее в окно. Папа сдвинул со лба соломенную шляпу и мрачно посмотрел на Эмиля. А Эмиль просто из кожи лез, лишь бы загладить свой проступок. — не унимался Эмиль и высунул миску еще дальше из окна. И подумать только, вот ужас — он нечаянно выронил миску из рук, и она вместе с кровяным тестом шлепнулась прямо на папу, который лежал под окном лицом кверху.

Да, попробуй сказать что-нибудь еще, когда ты весь залеплен кровяным тестом! Папа медленно поднялся с травы и завопил так, что вопль его, сперва чуть приглушенный тестом, разнесся по всей Лённеберге. Глиняная миска сидела у него на голове, словно шлем викинга[8], а с подбородка медленно стекало жидкое кровяное тесто.

В этот момент из прачечной вышла Крёса-Майя, которая перемывала там потроха зарезанной свиньи. Увидев залитого кровью папу Эмиля, она завизжала громче свиньи и выбежала со двора с ужасной вестью. — Эмиль, горюшко наше, стукнул его, кровь так и брызнула, ах, ах, ах, беда-то какая!

Когда мама Эмиля увидела, что случилось, она схватила Эмиля за руку и опрометью бросилась с ним в столярную.

Эмиль все еще в одной рубашке снова уселся там на чурбан и начал вырезать своего девяносто девятого деревянного старичка. Тем временем маме пришлось изрядно потрудиться, отмывая папу. — Соскребай поосторожней, хоть бы теста на три-четыре пальта осталось, — сказал папа Эмиля, но мама покачала головой: — Что с воза упало, то пропало.

— Хи-хи-хи, у нас не будет обеда до ужина, — захихикала маленькая Ида, но тотчас умолкла, увидев заляпанные кровяным тестом мрачные папины глаза.

Мама Эмиля усадила Лину тереть картошку для рагмунка. И уверяю тебя, оно куда вкуснее, чем может показаться с моих слов. Вскоре Лина замесила серо-желтое картофельное тесто в глиняной миске, которую папа снял с головы.

Ведь он вовсе не собирался целый день расхаживать в ней, словно викинг в шлеме. Как только папу немного отмыли, он отправился в поле косить рожь и за делом переждать, пока готовят рагмунк. Эмиль слишком долго просидел взаперти не двигаясь и почувствовал, что не мешает размяться. — Давай играть в «ветер-ветрило», — сказал он сестренке, и маленькая Ида тут же пустилась бежать. «Ветер-ветрило» — это такая игра, которую Эмиль придумал сам. Надо со всех Нежные Поздравления С Днем Рожденья Или Рождения ног бежать по кругу и возвращаться на то же место, где началась игра: из кухни — в сени, из сеней — в горницу, из горницы — в кухню, из кухни — снова в сени, и так все снова и снова, круг за кругом, чтобы только ветер свистел в ушах. Бежать надо было в разные стороны, и всякий раз, когда брат и сестра встречались, они тыкали друг дружке пальцем в живот и кричали: «Ветер-ветрило!» Игра потому так и называлась, и оба — Эмиль и Ида — веселились до упаду. Но когда Эмиль на восемьдесят восьмом круге вбежал как оглашенный в кухню, он налетел на Лину, которая с глиняной миской в руках как раз подходила к плите, чтобы наконец-то начать печь рагмунк.

Эмилю захотелось развеселить и Лину — он ткнул ей пальцем в живот и закричал: «Ветер-ветрило!» Вот этого-то делать и не следовало!

— И-и-и-и-и… — закатилась Лина, изогнувшись, точно дождевой червяк. И представь себе, вот ужас-то — миска выскользнула у нее из рук! Одно известно: все картофельное тесто угодило на голову папе Эмиля — голодный как волк, злой, он как раз в этот миг переступил порог кухни. Да, попробуй сказать еще что-нибудь, когда ты весь залеплен картофельным тестом! Позднее Эмиль и Ида сложили что-то вроде маленькой присказки из этого его слова. «Бу-бу-бу-бу, наелся папа картофельного теста», — любили повторять они, хихикая.

Он и пикнуть не успел, как мама схватила его за руку и опрометью бросилась вместе с ним в столярную. Сперва чуть приглушенный картофельным тестом, он разносился уже по всей Лённеберге.

Эмиль сидел на чурбане и вырезал своего сотого деревянного старичка, но настроение у него было вовсе не праздничное. Нет, уж это слишком — сидеть в столярке по три раза в день, да к тому же ни за что ни про что. Папаша сам все время попадается под руку, — бурчал он. — Крысоловку в укромном местечке и то нельзя оставить! И зачем он все время подставляет голову то под кровяное, то под картофельное тесто? Не подумай только, что Эмиль не любил папу или папа не любил Эмиля. Но и люди, которые любят друг друга, могут иногда ссориться, когда им не везет с крысоловками, кровяным или картофельным тестом и так далее. Сидя в столярной, Эмиль злился все больше и больше. Вовсе не так представлял он себе юбилей по случаю сотого деревянного старичка. Праздник этот пришелся на субботний вечер, а как же ему пригласить в столярную Альфреда, если у того по субботним вечерам совсем другие дела? Альфред сидит в это время на крылечке людской, милуется с Линой, играет ей на гармошке, и, право слово, недосуг ему ходить в гости к Эмилю.

И чем больше он думал об С Днем Рожденья Или Рождения Поздравления Женщине этом, тем яростнее злился. Где это видано — просидеть взаперти всю бесконечную субботу, да еще в одной рубашке! Ведь у него не было времени даже одеться — его то и дело волокли в столярку.

Видно, папа с мамой, да и Альфред тоже, хотят навсегда запереть его в столярке!

Эмиль ударил кулачком по верстаку, и тот заскрипел. В одной рубашке и шапчонке, одинокий и всеми покинутый, он будет сидеть там до самой смерти.

«Вот они обрадуются-то, и мне не придется попусту бегать взад-вперед, — подумал он.

— Но и они пусть не суются ко мне в столярку, нет уж. Да это и к лучшему, а не то он еще оттяпает себе пальцы.

Не знаю никого другого, кроме папы, кому выпадало бы столько бед в один день!» Когда совсем стемнело, пришла мама Эмиля и отодвинула наружный засов на двери столярной. Потянув дверь на себя, она увидела, что та заперта изнутри. Мама улыбнулась и ласково позвала: — Эмиль, миленький, не бойся, папа уже лег спать. Но в ответ из столярной донеслось лишь жуткое: — Почему ты говоришь: «Ха! — Никогда больше я отсюда не выйду, — замогильным голосом ответил Эмиль. Тут мама Эмиля увидела, что ее мальчуган стоит у окна столярной с ружьем в руках. А когда наконец поняла, что он не шутит, с плачем бросилась в дом и разбудила папу. — Эмиль сидит в столярке и не хочет выходить, — всхлипывала она. И все вместе Гузель Поздравления С Днем Рожденья Или Рождения — папа с мамой и маленькая Ида — помчались в столярную. Альфред и Лина, миловавшиеся на крылечке людской, вынуждены были, к великой досаде Лины, бежать вместе с ними.

Надо было помочь уговорить Эмиля выйти из столярной. Папа не знал, что хранилось у Эмиля в жестяной банке за верстаком. Хитрый Эмиль заранее позаботился о том, чтобы не умереть с голода. Ведь никогда не знаешь, в какой день и час снова угодишь в заточенье. Поэтому он всегда держал про запас еду в своей банке. Теперь там лежали белый хлеб и сыр, несколько ломтиков холодной свинины, горсточка сушеных вишен и довольно много сухарей. Воины в осажденных крепостях выдерживали осаду с меньшим запасом провизии. Эмиль представил себе, что столярка — осажденная крепость, и он будет защищать ее от всех врагов.

Храбрый, как настоящий полководец, он стоял у слухового оконца и целился из ружья. — О, Эмиль, милый мой мальчик, не говори так, а лучше выходи скорее, — всхлипывала мама. Эмиль был неумолим, не помогло даже предложение Альфреда.

— Слышь, Эмиль, выходи, пойдем на озеро купаться вдвоем — только мы с тобой! И когда все увидели, что ни угрозы, ни просьбы не помогают, папе с мамой и маленькой Иде пришлось вернуться домой и лечь спать. Мама и маленькая Ида плакали в три ручья, а папа только вздыхал, лежа в постели, — ведь и ему не хватало его мальчугана, который обычно лежал вон там в кроватке: кудрявая головка на подушке, а сбоку — кепчонка и ружье.