Поздравительные Стихи Ко Дню Рождения Дочери От Мамы

— А с десяти до двенадцати она постоянно была на работе? Но день был хороший, первый весенний, и настроение у нас было хорошее. Спустившись вниз, Николаев задержался у отдела «Искусство», полистал красочные альбомы Сальвадора Дали и импрессионистов, неодобрительно поглядел на цену и положил альбомы на место. — Здравствуйте еще раз, Павел Николаевич, — спокойно и серьезно сказала Наташа. — Интересуюсь, — буркнул Николаев, не зная, как ему держаться с Наташей. Девушка нравилась ему, но его раздражала ее спокойная, невозмутимая манера разговаривать, ему казалось, она говорит с каким-то превосходством. Она прекрасно понимала, что Николаев подозревает ее в убийстве, но никаких доказательств против нее не имеет. И своим безразличным тоном как бы издевалась над следствием. Семью надо кормить, — от смущения Николаев сказал эту дурацкую фразу, о чем сразу же пожалел.

Николаев подошел к машине, открыл ее, вставил ключ в замок зажигания. Николаев открыл капот, долго возился с зажиганием, весь взмок, испачкал пиджак.

«Либо все эти свидетельницы врут, либо тут что-то другое, — думал он, куря сигарету за сигаретой. Надо получше узнать об окружении Фомичева, расспросить его родственников, собутыльников». Николаев выкурил еще сигарету, и вдруг его осенило. Но не по поводу убийства Фомичева, а по поводу машины. Он выскочил из нее и побежал в ближайший автомагазин. Было пасмурно, моросил дождь, а плащ он оставил на работе, не ожидая такой подлости от своего железного друга. Где тут ближайший автомагазин, Николаев понятия не имел, расспрашивал прохожих, наконец получил членораздельный ответ. Весь мокрый, он сел в автобус и проехал пару остановок. Там действительно оказался автомагазин, где он купил бегунок, — он был уверен, что именно из-за этой копеечной дряни не заводится его машина. Обратно он тоже хотел ехать на автобусе, но его, как назло, долго не было, и он решил идти пешком. Прошел одну остановку, и только тут, на его счастье, кончился дождь.

Николаев повеселел, закурил очередную сигарету — и вдруг вздрогнул. Навстречу ему в модной красной куртке, темно-синих джинсах и белых кроссовках шла Наташа. Ведь только полчаса назад он видел ее в плаще, входящей в магазин на Мясницкой.

И вот она снова — в таком виде, гуляющая с собакой.

Девушка презрительно поглядела на вымокшего невзрачного долговязого мужчину. Собака при этих недоброжелательных словах хозяйки стала рваться с поводка и бросаться на остолбеневшего Николаева.

Нельзя сказать, что эта девушка была похожа на Наташу. Абсолютно одно лицо, одна фигура, цвет волос, голос, манера разговаривать. Ему показалось, что ее недоумение прошло и в голубых глазах что-то блеснуло, какое-то понимание ситуации. Профессиональная привычка не болтать лишнего не позволила Николаеву сказать ничего конкретного.

— Бывает, — вдруг как-то помрачнела девушка, дернула за поводок собаку и быстро пошла по улице. Николаев постоял немного, потом непроизвольно оглянулся. Поставил в трамблер бегунок, и машина резво завелась. Обрадованный удачей, следователь нажал на газ и, умело лавируя между машинами, поехал к себе в управление. Он пока не мог понять, что именно произошло, но разные беспорядочные мысли роились у него в голове. «А может быть, этот окаянный бегунок сломался на счастье, — подумал Николаев. Он знал, какую порой важную роль в следствии играет случайность — случайное слово, случайная находка, случайная встреча… — Вы с ума сошли?! — Я не хотела вам говорить, вы сами настояли, Люба, — тихо отвечала Вера Александровна. — Ну, ушел этот брат его, а потом я пошла в магазин. Я подумала, опять этот Иван вернулся, а он мне так не нравится, мне все время казалось, что он на руку нечист.

Я подошла, извините, и посмотрела в замочную скважину. Николай валяется на полу в крови, а над ним стоит Наташа. Я бросилась к себе в комнату, тихо, тихо, на цыпочках, чтобы меня не услышали, заперла дверь и затаилась. Я поглядела в свою скважину и увидела — Наташа крадется по коридору. Потом хлопнула дверь, и все… Я опять подошла к вашей комнате, поглядела в замочную скважину Николай лежит и не шевелится.

— А дверь-то, дверь, дверь в нашу комнату была заперта? Меня так трясло, Люба, вы не представляете, какой ужас я пережила. Но, наверное, была заперта, ведь минут через двадцать пришли вы. Да, а еще я успела вытереть следы крови в коридоре. Я не хотела, чтобы вы или кто другой видели эти следы. А оттирать так трудно было — следы от кроссовок такие узорчатые, я порошком терла. Путаете вы что-то, Вера Александровна, — фыркнула Люба. Ей пришло в голову, что соседка малость не в себе Прикольные Поздравления К Дню Рождения Дочери От Мамы и этим объясняется все. Я видела, как она стояла над ним со сжатыми кулаками. Вера Александровна не была похожа на безумную, которой кажется невесть что. — вдруг сказала Люба, пристально глядя в глаза соседке. — Я не знаю, — отвела глаза старушка — может быть… — Что вы хотите этим сказать?

— Я хочу сказать, — вдруг резко заявила на вставая с места, — что у нее были для этого основания. Люба, у нас с вами очень ответственный, откровенный разговор.

Речь идет о человеческой жизни, о жизни Наташи, о вашей семье… Мне очень трудно говорить об этом, но… Неужели вы не знаете, что Николай, ваш муж, неоднократно… вы извините меня… — Да говорите же! — Сожительствовал с Наташей, — выпалила Вера Александровна. Он мог бы такое делать, например, при собаке, при кошке. — Так что несколько раз я была почти свидетельницей.

Помните, вы уезжали с Толиком к вашей матери с ночевкой несколько раз? Мне показалось странным, что за возня у вас в комнате и крики: «Не надо! Раздевайся лучше по-хорошему…» Он еще не то говорил, у меня язык не поворачивается такое повторять. — И я никогда не скажу следователю, что я там видела. — Хорошо, Вера Александровна, что вы мне все это рассказали.

И все же мне не верится, что Наташа на такое способна. — Не выдержала, Любочка, не выдержала, дорогая моя, — заплакала Вера Александровна. Взяла и в гневе зарезала… — И специально пришла для этого с работы?

— В тот момент, когда все должны быть дома, и я, и вы.

Поговорите с ней, скажите, что от нас с вами никто ничего не услышит. — Да, — отмахнулась Люба, — очень мне легко на такие темы с ней разговаривать? Догадывалась я, конечно, Вера Александровна, что Колька сволочь большая, и об этих делах… Не слепая же… Женщина я, и мать я… Ой, господи, надо было его, гада, гнать отсюда к чертовой матери… Но сами знаете, какой он был… Боялась я его страшно… — А я, думаете, нет?

Он, бывало, после таких дел подойдет ко мне, дыхнет в ухо и шепнет: «Все нормально, Вера Александровна, правда?» — и смотрит так страшно, взгляд у него, сами знаете… Куда мне против него? Но на Наташеньку как мне больно было смотреть, когда она из комнаты выходила… Как будто ножом меня на куски режут. Зайдет в ванную, долго не выходит, а я все трясусь, как бы она там вены себе не перерезала. Пойдет на кухню, чай поставит… А на меня и не смотрит, глаза отводит… Ужас, Любочка, ужас… — заплакала старушка. — Ой, Вера Александровна, страсти вы какие говорите… Как же все это. У Любы не укладывалось в голове, как это ее дочка Наташа могла убить человека. Все это казалось ей таким диким, таким чудовищным, будто страшный сон, кошмар, от которого надо только проснуться, и все будет в порядке. А не кошмаром ли были все одиннадцать лет жизни с Фомичевым? Неужели она могла одиннадцать лет прожить с таким человеком, родить от него ребенка, существовать с ним бок о бок, готовить ему, стирать ему, спать с ним в одной постели, заниматься любовью? Кошмар, кошмар, но не она ли сама этот кошмар устроила? Это после такой веселой, такой светлой жизни с Сашей Павловым… Наташа взглядов матери не видела. Потом поблагодарила за ужин и пошла смотреть телевизор. Смеялась над забавной комедией «Отпетые мошенники», болтала с Толиком… Толик в этот день был немного нездоров, его просквозило на холодном ветру.

Люба напоила его чаем с малиной и пораньше уложила спать. Уснул он быстро, засопел, зачмокал, И тогда Люба вошла в Наташину комнату. Наташа лежала на кровати в рейтузах и футболке и читала книжку. — Да… ничего… Но надо сказать все правильно… — Что сказать?

Меня при убийстве не было, я пришла с работы вечером. Но… вот… Ты извини меня, если я что-то не так скажу… Наташа поднялась и села на кровати. Говори, я не понимаю… — Я скажу, но… Наверное, это Вера Александровна из ума выжила… В общем, она считает, что это ты убила Николая! — Да нет, Наташенька, если бы так… Она говорит, что видела тебя в квартире часов в одиннадцать.

Ты стояла около убитого Николая… А потом шла по коридору. Видела она тебя… И кровь от следов потом вытирала сама. Вышла, говорит, в магазин, когда этот Иван убрался отсюда, потом приходит, слышит — возится кто-то в нашей комнате. Она поглядела в замочную скважину — видит, ты стоишь над трупом Колькиным. А потом следы кровавые на полу остались, она замывала… А потом уже я пришла… — Мама, я весь день была на работе, — четко сказала Наташа.

Остальное время я была на работе и никуда, слышишь ты, никуда не отлучалась! Никуда… Спроси кого хочешь… Это все, бред, то, что ты говоришь, просто бред.

— Понимаешь, Наташа, Вера Александровна сказала мне, только мне, а не следователю, что Николай выходил в туалет уже после ухода Ивана. Иван два раза приходил, второй раз за водкой бегал.

Но она не стала говорить следователю, что после окончательного ухода Ивана она видела Николая живого. Она вообще ничего про тебя следователю не говорила. — Добрая какая… Меня не надо выгораживать, понимаешь ты? Так что, мам, передай ей, что ей просто почудилось. — Не похоже как-то, — пожала плечами озадаченная Люба. — Не похоже, но так и есть, — коротко отрезала Наташа и вновь взялась за книгу.

— Следы, говорит, от кроссовок были… — неуверенно сказала Люба. Их и нет у меня… Люба заметила, как что-то изменилось в лице Наташи. До того спокойная, насмешливая, она вдруг побледнела и словно чего-то испугалась.

— А ты пойди и спроси, — как-то очень зло произнесла Наташа. Наташа сидела на кровати и глядела куда-то в стену.

Говорит, точно не помнит, но вроде бы в красной куртке и в джинсах. — Ты же знаешь, что у меня такой одежды никогда не было! Я спать хочу, не желаю больше слушать эти бредни Веры Александровны.

Озадаченная Люба поглядела внимательно на Наташу, пожала плечами и вышла из комнаты.

Утром Наташа была очень бледная, явно невыспавшаяся. Не говоря ни слова, умылась, позавтракала и ушла на работу. В этом взгляде было что-то такое, от чего у Любы мурашки побежали по спине. Каждая что-то знала, о чем-то догадывалась, что-то подозревала.