Поздравление С Днем Рождения Менту В Прозе

В один из таких вечеров на лестничную площадку в очередном подъезде вышел невысокого роста подвыпивший мужчина. Лицо незнакомца периодически озаряла странная улыбка, в которой принимали участие в основном тонкие, бескровные губы. Нос у незнакомца напоминал перетянутый хоботок какого-то отдаленно знакомого животного, и так же как губы отливал белизной. — Проходите в квартиру, молодые люди, посидим, поговорим. Холостяцкая квартира была по советским понятиям огромной. Кухонный стол уставлен бутылками из-под дешевого портвейна. В раковине громоздилась грязная посуда, валялись горелые спички и окурки.

Безапеляционным тоном Сотников Алексей заявил: — Будешь жить у меня. Эту летнюю ночь они коротали в степи, а на следующий день Франц перебрался жить к Сотникову. Когда Сотников отсутствовал, для них наступал нескончаемый праздник любви. Но когда хозяин приезжал, в квартире начинались пьяные оргии, в которых принимали участие люди совершенно озверелые из-за бессрочного пребывания в степи на стройках пятилеток. Молодость Франца и красота Наташи вызывали зависть. Франц и Наташа все чаще слышали в свой адрес пошлые, циничные шутки, Поздравление С Днем Рождения Врачу Официальное В Прозе при появлении в зале — идиотские перемигивания. В меру возрастания опьянения положение начинало меняться.

— Эй, Франц, мы слышали, что твои предки были поляками?

— разговор затеял сам хозяин квартиры, который, как Франц уже убедился, был человеком завистливым и злобным. — А то, — неожиданно вскочил с налитыми кровью глазами Сотников, — что поляки убили моего отца!

Совершенно неожиданно Сотников подскочил и ударил Франца кулаком в лицо. Собутыльники его поддержали, Франц получил еще несколько ударов. Вытирая с лица кровь, Франц выскочил в прихожую, где столкнулся с Наташей. Завтра я с Алексеем побеседую, а эту ночь переночую в общаге. Не говоря ни слова, Франц начал собирать свои вещи.

— Это не повод, чтобы прыгать с кулаками и натравливать своих бичей. Я не знаю, что тебе сделали поляки, но лично я ничего плохого не делал. Узнав твой характер, я понимаю почему от тебя ушла жена. Но запомни, в следующий раз на меня кинешься — я из тебя сделаю отбивную. Они помирились, и это примирение было величайшей ошибкой художника.

Больше месяца Франц и Наташа прекрасно проводили время. Сотников нагрянул неожиданно с друзьями и полными сумками вина. К Францу он обращался заискивающе, что всегда настораживает человека мало-мальски умудренного жизнью. Вскоре Сотников возвратился и постучал в дверь комнаты, где находились Наташа и Франц.

— Франек, внизу возле подъезда гуляют твои друзья, просили, чтоб ты вышел. Перепрыгивая через ступени, он быстро поднимался на четвертый этаж.

Франц с разбегу методически стал вышибать дверь плечом. В освещенном зале на проходе в спальню он увидел картину, которая никогда не исчезнет из ячеек его памяти. Голый Сотников с разбитым лицом занес топор над головой обнаженной Наташи. В его глазах Франц увидел злобу и исступленность человека, жаждущего пролить кровь. Франц понял: если не отступить — это значит погубить Наташу. Но, подталкивая ее к выходу, держа заложницей, он продолжал размахивать топором над ее головой. — Изрублю и пинками сброшу с этажа куски мяса, — рычал Сотников.

Через мгновение он резко вытолкнул девушку на лестничную площадку.

Прыжок — и лампочка с обрывком провода оказалась в руках Франца.

Обрывком импровизированной плети он молниеносно хлестнул Сотникова по лицу. Рука, в которой он держал топор, трещала на колене Франца.

Остервенелый от бешенства, Франц поставил Сотникова на ноги и, не отпуская, методически бил кулаком по лицу. Отбросив Сотникова, который мешком свалился в прихожей, Франц снял с вешалки плащ и отдал Наташе.

То, что произошло, повергло его в глубокую, еще не испытанную в жизни депрессию. Этот черный, преступный город подарил ему любовь, и в то же время нанес страшный удар. Наташу изнасиловали, в этом есть и его косвенная вина. Когда они прощались, она, словно слепая, устремила взгляд в пространство, а из глаз бежали слезы. Как только забрезжил рассвет, Франц оделся и покинул общежитие. По дороге в микрорайон, где он оставил Наташу, ему встретились братья Тагир и Фуат. Он поздоровался, но, не желая вступать в разговор, быстро прошел мимо. Высокие, стройные, с лицами украшенными орлиными носами, они принадлежали к тем типажам, которые понимающие люди называют уголовными. Оттопыренные Поздравление С Днем Рождения Мужчине Министру В Прозе маленькие уши подтверждали это сходство. Второй разразился неприятным смехом и многозначительно добавил: — А волка ноги кормят в основном ночью. Послушай, Франц, я хотел тебя спросить: ты что, по национальности поляк? — Опять двадцать пять, — не сдержался Франц, — угадали, я поляк. Если Наташа захочет, пусть заявит, держать я ее не стану.

Их участие вызвало у Франца невольное уважение и благодарность.

Сейчас зайдем в столовку, там уже для шахтеров открыли, закусим, бухнем[20]по стакану и вперед. После первого стакана плотину сдерживаемой злости в груди Франца прорвало. “А они, оказывается, хорошие собеседники и отличные парни”. В девять утра Франц, Тагир и Фуат подошли к дому Сотникова. Франц понял: в душе они считают его никчемным интеллигентом.

Сотников, увидев Франца, зашел за киоск и прислонился спиной к металлической обшивке.

Сейчас возьму топор и отрублю тебе… Докончить знакомую тираду Франц ему не дал. — Забери в заднем кармане, — мгновенно став сговорчивым, прохрипел Сотников.

Франц вытащил из заднего кармана Сотникова свой паспорт и хотел уйти. — Не будь быком, дай ему пару раз под яйца, — схватил Франца за рукав Тагир, и с остервенением ударил Сотникова ногой в бок. Фуат кружил рядом с Тагиром, выискивая уязвимые места на теле Сотникова, бил с явным садистским наслаждением. — молотил поочередно то одной, то другой ногой в живот. Попытки Франца их унять наталкивались на матерщинную брань. Озверелые, они почуяли запах крови, который полностью затмил голос разума. Избиение носило явно садистский характер, и только тогда, когда из толпы разбушевавшихся женщин раздался пронзительный крик: “Прекратите!

Милиция идет!”, братья, забыв о Франце, перебежали через железнодорожное полотно и скрылись среди домов частного сектора. Эта камера была одной из самых больших камер карагандинской тюрьмы. Подавленные люди закомплексовано жались к серой стене. Камерная элита, как всегда, проводила время в перебирании четок и “философских” беседах, смысл которых сводился к поучению новичков. Пятьдесят пар глаз настороженно встретили вновь прибывших. Харасанов был уверен, и не ошибся, что из этих пятидесяти человек есть люди, которые отбывали условный срок в “его” комендатуре.

Убедившись, что многие из старых рецидивистов не хотят приключений, администрация предприняла еще один шаг.

На общем режиме всегда царил беспредел: молодые “бычки”, попав за решетку, корчили из себя строгих поборников уголовных законов.

Плотно скроенный парень вихляющей походкой подошел к Константину. — Пацаны, я балдею, вы знаете кого к нам забросили? — он изумленно посмотрел на окружающих, — мента к нам падкинули. Да это же Харасанов, начальник спецкомендатуры Ленинского района! Словно зомби из-под зэковского тряпья вылезли озлобленные люди и уставились на Харасанова колючими глазами. У многих в руках блестели полоски отточенных супинаторов.

Валентин прижался к стенке и твердил: — Ребята, я его не знаю, нас просто вместе привели. Харасанов лихорадочно искал выход, но в подобном положении он был один — “выломиться” из камеры. Мы тебе поможем, — крикнул стриженый верзила опознавшему.

Харасанов приготовился отразить удар, но в последний момент раздался повелительный голос с акцентом.

Между Харасановым и толпой встали два азербайджанца. Если его завалите — Терешок на тюрма письмо пришлет, вам хана будет! Слова, сказанные маленьким, худосочным азербайджанцем, сделали свое дело.

Случись подобная ситуация на “строгаче”, исход был бы совершенно другим. Там после таких слов всегда один ответ: “Гасись, мужик! Мент есть мент!” Земляки выбили для Харасанова место на втором ярусе. Вечером, в качестве превентивного лечения, один из земляков “упал” на решетку и затараторил в черные квадратики окна: — Турмушка, турмушка, Харасанов знаешь, да? Кто может, передай на воля Терешок привет от Харасанова. Таким образом, сведения о милицейском прошлом Харасанова фактически из камеры не просочились.

Что касается уже известного Валентина, при упоминании его фамилии произошел тот самый случай, который заставляет людей в определенный момент жизни поверить в злой рок, судьбу и другие мистические вещи. Молодой голос откуда-то из неведанных недр тюрьмы пронзительно зазвучал… — Гаварит малолетка!

Знаем Королька, он с малолетки кругляк и стукач, пацанов вкладывал… долбите его! Валентин пытался оправдаться, но его никто не слушал. Под всеобщие крики “глохни, пидар!”, он потащился в угол, где прикидывались спящими двое несчастных.

На вечернюю проверку вместе с прапорщиками пожаловал сам ДПНСИ. В первую же минуту он пытливым взглядом прощупал разношерстную толпу, а завидев Харасанова, не смог скрыть разочарованного выражения лица. Последующая тирада, отпущенная в камеру, явно носила двойной смысл. — Вот вы без чифиря жить не можете, все одеяла пожгли. Кстати, Харасанов, как у вас дела, никто не обижает? Намек остался понятным, но земляки слова, сказанные офицером, обратили в пользу Константина. — Был бы он настоящий мент, ани бы на него бочка не катил. Честно говоря, на свободе он, интеллектуал, был далек от какого-либо участия в жизни вверенных ему зэков. Всю работу проводили офицеры-отрядники, большинство из которых упивались властью над людьми. Никакого Терешка, авторитета карагандинского уголовного мира, он не знал. Но землякам, фактически его спасшим, был искренне благодарен. Эти люди, бывшие в огромной стране негласно на положении людей второго сорта, осознавали, что они меньшинство и самоотверженно, с риском для себя, вытягивали падающих в бездну земляков. О русских, украинцах, белорусах, к сожалению, этого нельзя было сказать. Моделируя государственную власть в тюрьмах и лагерях, они неосознанно продолжали политику правящего класса: исполняли роль цепных псов, не щадящих даже своего брата славянина. На свободе у Харасанова было занятие поинтересней, чем ковыряться в жизни этих исковерканных судьбой людей. После того, как у себя дома, в Баку, его друг, начальник милиции одного из районов города, подарил ему новенький японский ксерокс, жизнь его резко изменилась. Сначала были книги известных диссидентов, которые имели огромный спрос на “черных” рынках городов Казахстана, затем пошли дипломы вузов, водительские права и масса другой документации. Часть денег он сумел поместить в зарубежные банки, другую часть распихал по многочисленным тайникам страны.