Голосовое Поздравления Бабушке В День Рождения От Внучки

Почувствовала, как холод ужаса пробежал по всему ее телу, даже волосы на голове зашевелились. Блудливая улыбка застыла у него на устах, а глаза открыты, они остекленело глядели на нее.

Светлая голубая рубашка, в которой Николай был и перед ее уходом, почернела от крови. «Это Вовка Трыкин его прирезал, точно», подумалось сразу. Вовка начал приставать к Наташе, и Николай, внезапно обозлившись, оттолкнул его. Ты чо, ручонки-то, эй, мясник?» — «Пошел вон отсюда, падла!» — крикнул Николай, схватил Трыкина за шиворот и стал выпихивать из комнаты. «Эй, мужики!» — пытался успокоить их круглый Васька. Николай, разумеется, был сильнее, он вытолкал Трыкина из комнаты, а потом и на лестницу, хотя это было не так просто, тот был крепок и жилист. «Проваливай, проваливай и не приходи сюда больше!» — крикнул Николай, а затем они как ни в чем не бывало продолжили с Васькой пьянку, допившись до скотского состояния. А теперь вот… Люба вскочила на ноги, огляделась по сторонам. Потом опять присела к Николаю, поглядела в его лицо. «А-а-а,» — застонала от ужаса и, содрогаясь, закрыла ему глаза. — закричала она и бросилась к ее двери, стала яростно барабанить в нее. Нет, это пожарная, скорая 03, значит, 02.» Набрала две цифры дрожащими пальцами.

Ей все не верилось, что такое могло произойти в их семье.

Ведь только часа два назад она разговаривала с Колей. Водку она покупать не стала, купила три бутылки пива, думала, обойдется.

Их магазин был на ремонте, продавцы отправлены в отпуск.

В округе многие магазины закрывались на ремонт, а после ремонта там обосновывались магазины импортной техники, компьютеров, сантехники. Продмагов становилось все меньше Оттого-то и мрачен был Николай, маявшийся от безделья, оттого-то и пил почти каждый день.

— Инспектор Гусев, — представился тот, который в штатском.

— Вот… понимаете… Я пошла в магазин, а тут… Вот так… Маленький стал фотографировать убитого с разных сторон. Николай был дома… — Во сколько именно вы вышли из дома? В начале первого, значит Вхожу вот, а он… — На животе.

А перевернула, он такой страшный, глаза открыты, ой, страшный, здесь рана, а крови… — А откуда это белое пятно? Пиво вот целое, а молоко почему-то разбилось, разлилось.

Кровь течет, молоко течет, страшно так… Люба откинулась назад на диване, закрыла лицо руками.

Идите в соседний дом, квартира… вроде бы сорок два или сорок четыре.

Пили они вчера втроем — Колька, Вовка Трыкин и Васька Сапелкин. Побазарили они с Вовкой, Колька его из квартиры на лестницу и выпихнул.

А тот крикнул: «Ну, попомнишь меня!» Вот он небось и прирезал, гад, спьяну.

Да нигде не работает, хрен его знает, на что пьет, собака!

Жена его, знаю, уборщицей в трех местах, но на ее деньги сильно не напьешься. Сергеев, высокий, с лейтенантскими погонами, молча отправился исполнять приказание.

Наташа от первого моего мужа, она в книжном магазине работает, и Толик, он в школе сейчас.

— А какие у вас основания, Любовь Михайловна, подозревать этого… Трыкина? Въедливый такой, на язык очень грязен, и глаз у него нехороший.

Тут вдруг до Любы стало доходить, что пьянкам этим пришел конец, что многому пришел конец, и она с удивлением и даже испугом стала осознавать, что почувствовала облегчение. Говорила она с Гусевым охотно и уже не ощущала того ужаса, который испытала, увидев мертвого Николая. — Да… понимаете, к дочке моей он стал приставать, к Наташе.

Ну и вот, сами понимаете, — я в магазин пошла, а тот пришел и прирезал. — Вам прямо следователем работать, Любовь Михайловна. Пока они беседовали, тот, который фотографировал, колдовал над трупом Коли, осматривал вещи, видимо, отпечатки пальцев снимал. Так она говорит — Трыкина со вчерашнего вечера дома не было.

Ща она скажет, что он еще вчера в Сочи улетел или в Монте-Карло. Возьмите и прижмите ее, сучку, как положено… — Да мы сами разберемся, Любовь Михайловна. — Знаем мы… Слышали по телевизору, сколько у вас нераскрытых убийств.

А тут дело ясное… Вы сами поймите, кормильца потеряли… двое детей, вдруг заплакала Люба, до того ей стало жалко… только не Колю, а саму себя. До нее дошло, что жить-то им теперь вовсе не на что, разве что на Наташину зарплату. Сашка погиб, Кольку убили, ей уже сорок шестой год идет, кому она теперь нужна?

Была хоть при муже каком-никаком, а теперь… Одна-одинешенька.

Может быть, и правду говорит его жена, может, он после того, как ушел от вас, дальше пошел пить и дома действительно не ночевал, почему бы и нет? — Беритесь за поиски Трыкина, спрашивайте соседей, друзей. — Скоро должен участковый подойти, — сказал Сергеев. Вскоре после его ухода опять хлопнула входная дверь. — Это, наверное, Вера Александровна, — сказала Люба. Перед ним стояла пожилая седая женщина невысокого роста, старомодно одетая.

— Женщина внимательно поглядела на Гусева, не проявляя, однако, особого волнения. Вера Александровна внимательно и строго глядела на лежащий труп Николая. На ее лице Гусев заметил плохо скрываемое выражение брезгливости. — Да… — только и смогла сказать Вера Александровна. — Вера Александровна, — спросил Гусев, — во сколько вы вышли из дома и видели ли вы сегодня Фомичева, вашего соседа?

Гусев переглянулся с экспертом, лысоватым, в очках, который только что закончил осмотр и присел на стул. — Скажите, пожалуйста, а никто к нему при вас не приходил? Я, Люба, почти сразу после вас и ушла, так что сообщить мне совершенно нечего.

Люба, примите мои искренние соболезнования, вас мне действительно жаль.

— Это как положено, — сухо сказала Вера Александровна и вышла, еще раз поглядев на труп. Гусев заметил какой-то странный блеск в глазах пожилой женщины, ему показалось, что радость сверкнула в этом мимолетном взгляде. — Скажите, Любовь Михайловна, она что, недолюбливала вашего мужа?

— Сами понимаете, какая жизнь в коммунальной квартире! Кухня одна, ванная одна, туалет Поздравления Бабушке На День Рождения Внучки 7 Лет один, народу много — конечно, радости мало. Она старуха, мы помоложе, малец сущий дьяволенок, всякое бывает. Ничего, конечно, особенного не было, но сказать, что они с Николаем друг друга жаловали, не могу — врать не приучена. А и какая разница, не она же его прирезала, в самом деле! — вдруг засмеялась Люба, но взглянула на лежащий труп и прикрыла рот рукой. Ей стало забавно при мысли о том, что крошечная Вера Александровна всаживает нож в грудь здоровенного мясника Николая.

Гусев тоже слегка улыбнулся краешком рта, покачал головой. Потом сел писать протокол, изредка прерываясь и задавая Любе вопросы. Пока он писал протокол, Люба пошла на кухню и поставила чайник. Вернулась в комнату, а тут раздался звонок в дверь. Вскоре в комнату влетел крепенький, коротко стриженный малец лет десяти, влетел с шумом, с какими-то возгласами, но увидел труп и резко остановился.

Тот, однако, очень хотел посмотреть и вырывался изо всех сил. — И вообще, иди в комнату к Наташе, нечего тебе тут делать. Ух, интересно… — Здравствуй, Толик, — сказал Гусев. Она ждала слез, страха, но увидела лишь равнодушие, дурацкое возбуждение и нездоровый интерес к происходящему.

— Ну, я тогда побежал, пацанам расскажу, обалдеют… — А вот этого делать не надо, Толик, — попросил Гусев. — Побудь пока дома, посиди с нами, ты нам не мешаешь. — Толик, — спросил Гусев, — почему ты решил, что твоего отца убил Вовка? Они тут бухали вчера целый день, а потом побазарили. Этот козел к Наташке стал приставать, а батька… — При этом он хитро и мерзко поглядел на мать. Вот я и думаю: ну, пришел, опять базар, и, значит… убил. Мам, дай хоть колбаски, жрать охота, — вдруг заныл Толик. — закричала Любка и вытащила из сумки полбатона любительской колбасы. Тот схватил колбасу, положил на стол, отрезал себе здоровенный кусок и принялся его смачно есть без хлеба. Вдруг вспомнил что-то и стал бубнить с набитым ртом: — Прожуй сначала, — сказал Гусев, с удивлением глядя на мальчика. — Толик наконец прожевал колбасу и сумел произнести членораздельно: — Этот Трыкин болтался по двору и орал про папку плохие слова, блядь, говорит, убью, говорит, мы с пацанами в футбол играли, я ему еще по тыкве мячом заехал — специально, чтобы не базарил. Ну я, понятно, домой, хрена ему меня догнать… — Ты говори, да не заговаривайся! — Я же говорю как было, для ясности, — оправдывался Толик. В это время вошли Сергеев и участковый Царев, здоровенный, толстый, потный. — Вот такие дела, Алексей Алексеевич, — сказала ему Люба.

Скажите, что вы можете сообщить про покойного Фомичева и Трыкина, которого подозревают в убийстве? Николай был мужик деловой, а вот как закрыли их магазин, да и раньше — ну, понимаете, доходы не те, настроение не то, стал попивать и нашел себе собутыльников. Ведет антиобщественный образ жизни, неоднократно мной предупреждался. За сто первый километр сейчас не высылают, жена работает, он за ее счет живет, имеет право. Но в меру — больше пятнадцати суток давно не получал. Сейчас вот допросили жену — говорит, что со вчерашнего дня его не видела. Сын двенадцатилетний подтверждает, соседей опросили, видели, как Трыкин по двору болтался, потом ему мячом вот этот… попал в голову, он погнался за ним и исчез куда-то. — Надо искать, — сказал Гусев, и в это время раздался звонок в дверь. Люба пошла открывать, и вскоре в комнате появился человечек, круглый, как шар, и красный, как помидор.

По описаниям, это был третий собутыльник Васька Сапелкин. Видите же, друга убили, он же мне как брат родной, я за него… Дайте мне его поцеловать на прощание. Сапелкин сел на корточки рядом с трупом Николая и заплакал. Все почувствовали крепчайший запах, исходивший от Сапелкина. — Скажите, Сапелкин, что произошло вчера здесь между Фомичевым и Трыкиным?

Сбиваясь и путаясь, Сапелкин поведал почти то же самое, что рассказывала Люба. Это он с виду такой, а так он добрый, я-то знаю… — Добрый, дальше некуда! — Всех бы вас, добрых, отсюда за сто первый километр, чтобы воздух не портили людям! Не слушайте его, товарищ капитан, дружка выгораживает, собутыльника. — Что он тебе такого сделал, что ты его в убийцы записываешь сразу?

Ну, побазарили они между собой, так чего не бывает между друзьями? Так что же он, по-твоему, пришел сюда днем и прирезал Кольку?

Добро бы еще вчера в горячке, в драке, это еще туда-сюда, но чтобы прийти специально и убить, я этому ни в жисть не поверю. Он добрый, я знаю, он собак бездомных подбирал, лечил их, жалостливый он, понимаете, не верю я, чтобы он мог друга прирезать, не верю, и все.