Поздравление На День Рождения Дочери На 18 Летие

Полковник до перевода в Москву работал начальником милиции в Житомире. Вставлять украинские слова и прибаутки было его коронкой.

— Но, самое главное, ребята, это выловить и закрыть Жарылгапова.

Вот уж не дурак выдумал пословицу “здоровый аж до нэба, а дурный як нэ трэба!”. Этот толстомордый бай на одних документах подписывался подлинным именем, на других — новым фальшивым. В общем, он давным-давно в розыске — хранение и сбыт наркотиков в огромных количествах. Угреватый лейтенант аккуратно, как на уроке в школе, поднял руку.

— Говори, Максимов, только, будь ласка, что-то умное. — Иван Никитич, я Лигой бокса одно время занимался.

Одна живет в Сокольниках — есть адрес, вторая — на Октябрьском поле. А ты, Цимбалюк, — обратился он к сухопарому капитану, — поезжай на Октябрьское поле.

Старенький “Жигуль” остановился у подъезда пятиэтажной хрущевки. Маленький лейтенант и двое его помощников впорхнули в подъезд. На площадке второго этажа лейтенант Максимов приказал спутникам остановиться.

Лейтенант Максимов, словно Скачать Поздравление На День Рождения Дочери 20 Лет цирковой мим, широко расставив руки какое-то мгновение удивленно постоял, а затем рухнул на цементный пол. Когда два милиционера наконец выломали дверь, струя воздуха, смешанного с оружейным дымом, ударила им в лицо. На диване с ножом в груди лежала красивая женщина — хозяйка квартиры № 5.

Теперь в квартире проживала молодая семья из шести человек. Когда полковнику Галкину доложили о случившемся в Сокольниках, он в растерянности сел в кресло, долго молчал, а затем, как-бы рассуждая с самим собой, сказал: — Зачем я его послал. “Напоролся на гвоздь” Старый друг Харасанова Джавахишвили Артур Георгиевич, в прошлом прокурор Грузии, а ныне заслуженный пенсионер Санкт-Петербурга, пребывал в немалом смятении.

Вот уже двое суток у него в квартире лежит человек с огнестрельным ранением. Пять верзил ворвались в квартиру и сразу же захватили девушек.

Он успел схватить сумку с деньгами и оружием, но выстрелить удалось только один раз. Константин выскочил на балкон, схватил консервную банку и крикнул: “Ложись. В следующую минуту он скользнул по пожарной лестнице вниз. Одна пуля пробила левую руку, вторая вырвала клок кожи на шее. На стоянке такси он, шокировав своим видом очередь, вскочил в машину и, не дав таксисту открыть рта, сказал: — Плачу пятьсот баксов, вези в Питер. По дороге он перевязал рану, и до самого Питера прикладывался к бутылке с ямайским ромом. Артур встретил Харасанова по-кавказски гостеприимно, но когда узнал о ранении, разволновался. Если твое ранение и пребывание у меня на квартире вылезут — мне каюк.

Страны Советских Социалистических республик уже нет. Артур позвонил своей невестке, в прошлом медицинской сестре: — Галка, приезжай. Харасанов, услышав телефонный разговор, долго смеялся: — Гениально… напоролся на гвоздь. Вот у меня автомат “УЗИ”, а это обойма с “гвоздями”. Если меня выследят, что маловероятно, буду стараться, чтобы они напоролись на эти гвоздочки.

Пачки долларов, оружие разных систем произвели на бывшего прокурора ошеломляющее впечатление.

— Был офицером, а теперь беглец из Карагандинской тюрьмы, убийца и еще Бог знает кто. — Понимаю, что ты выкормыш советской системы — гавно и трус! Помню хорошо твои процессы, когда ты вытаскивал партийную элиту и пускал “под откос” беззащитных рядовых людишек.

Я думал ты мне поможешь, посоветуешь как старый товарищ. Но все твои слова сводятся к одному: “Ты не можешь здесь оставаться.” Короче так, Артур, я пробуду у тебя несколько дней. Кажется, ты очень любишь своих внуков… надеюсь, понял, разжевывать не придется?!

Что такое московская и питерская мафии он знал хорошо.

— Кстати, Артур, если все хорошо закончится, я тебе подброшу тысячу баксов. Хватит на полгода, чтобы кормить внуков “сникерсами”. Ничего не расспрашивая прочистила и перевязала рану.

А на следующий день, утром, затребовал у хозяина телефон. Но он, кажется, упоминал, что его паспорт выписан на девичью фамилию матери — Шлингер. А что, если они остановились в одной из московских гостиниц?” Харасанов лихорадочно набрал платную справку и через минуту стал методически обзванивать московские гостиницы. Администратор гостиницы “Метрополь” сообщила, что Шлингер Василий Витальевич занимает двухместный номер на пятом этаже. Казалось невероятным отыскать так быстро человека в таком городе как Москва. Вот это да, это уже настоящий подарок для моего друга. Школьный учитель после короткого общения со своим учеником может составить программу его будущей жизни.

Только то, что у вас с Василием есть общая черта — любовь к комфорту. — С биографией Василия, да и с твоей тоже, в данное время не самая лучшая. Стоит вам напороться на тотальную чистку гостиниц, и вашей свободе конец. Кстати, еще неизвестно, что последует после нашего диалога.

Затем Харасанов, хотя и боялся, но все же решив внести ясность в ход последних событий, продолжил: — Ладно, теперь уже поздно, как говорят “назад пятками”. Встретимся завтра в 16.00, в холле кинотеатра “Паланга”. Франц вопросительно посмотрел на Василия, который внимательно слушал, склонясь над аппаратом. — Годится, — сказал тот, — я давно мечтал увидеть Питер. Ночная “Стрела” домчала их в Санкт-Петербург в считанные часы. Вокзал всегда, и не без оснований, вызывал у него страх. Тут и там выхоленные блюстители порядка проверяли у сонных граждан документы.

Спустя некоторое время мимо них медленно проехала милицейская машина. Они нырнули в проходной подъезд и вскоре очутились в глухом, темном дворе. — Ха-ха, нарочно не придумаешь, — рассмеялся Василий. — Как сказал товарищ Сталин о своей даче, расположенной на острове в Валдае — “мишиловка”. В “мышеловке” они просидели до открытия метро, а затем, дожидаясь полного пробуждения города, путешествовали в подземке. Десятки тысяч людей плыли с Сенатской площади и в обратном направлении к Московскому вокзалу. Но, загляни в эту сумку любой милиционер, вместо слова “идиота” прозвучит “бандита”. Единственная статья, на которую ты тянешь, это “недонесение властям”. Поверь, любой прокурор, да и судья тоже, расценит твое поведение как обычный человеческий страх. Поставят себя на твое место и именно к такому выводу придут. Он сказал эти слова задушевно, но с каким-то надрывом и тоской. Франц вдруг со всей ясностью ощутил, что между ним и этим человеком, несмотря на дружбу, огромная пропасть. Пропасть в страшном опыте, пропасть в будущей жизни. Франц с тоской смотрел на прекрасные изваяния и мысленно спрашивал себя будут ли в его жизни счастливые мгновения, когда он сможет прийти сюда как художник. Словно угадывая его мысли, Василий сказал: — Все это мечта художника, не так ли, Франек? На Эрмитаж нужен целый день, а в Иссакий можно сходить. Величие этого храма поражало воображение, превосходило любые ожидания.

Одетые в тончайший мрамор искусными резчиками камня стены сверкали радугой сказочных планет.

Великолепная смальта[60] — творение великого Ломоносова — смотрела из прошедших времен еще и еще раз подтверждая, что творец вдохнул в человека искорку от своего величия, которую люди назвали гениальностью.

“До чего прекрасна жизнь и как порой человек ею распоряжается, — думал Франц. — Почему для человека столь важны два полюса: восхождение и блеск, падение и мрак?” Он понимал, что мысли его банальны. Вопрос этот задавался в прошедших веках и будет задаваться в грядущих миллионы, миллиарды раз. В облике Харасанова особых изменений Франц не заметил. С правого плеча свисала знакомая адидасовская сумка. Как ни в чем не бывало Константин ткнул им под нос билеты и сказал: — Давно хотел посмотреть “Однажды в Америке”. — Мы готовились услышать двухчасовую лекцию на тему “Как выжить азербайджанскому миллионеру в стане врагов”. — Если после всего, что случилось, вы здесь — вам не нужны мои рассказы и инструкции. Через дорогу ресторан с тем же названием что и кинотеатр. — Думаю, ребята, нам нужно прислушаться к словам “лапши”, — нарушил Харасанов тягостное молчание. Вот тебе Франек в нескольких словах вся инструкция как сохраниться в этом волчьем мире. Берем пару бутылок и едем к моему лучшему другу Артуру Джавахишвили. В этот вечер они так и не решили как действовать дальше.

С одной стороны этому мешал настороженный и взволнованный хозяин квартиры. С другой — усталые, они не хотели переживать события последних дней вновь и вновь. За окнами санкт-петербургской квартиры порой жалобно, порой угрожающе завывал ветер. Кто бывал и жил в этом загадочном городе, хорошо знаком с ночными и утренними концертами бродяги ветра. — Ну, что, орелики, — Василий по лагерной привычке потянулся за сигаретой, — будем решать, как сейчас модно говорить, ПРОБЛЕМЫ?

Харасанов, немного помолчав с ответом, сел на кровать. До вашего визита он может еще бы и решился, но теперь, когда увидел тебя, Васек, не сдаст.

— Черт побери, Костя, у меня что на лбу написано “рецидивист”!? Ты хоть знаешь, что значит всю жизнь проработать прокурором? — Но все же день-два, пока Жарылгапов рыщет по Москве, нужно отсидеться.

Кому кому, а тебе, Василий, хорошо должно быть известно, что такое время.

Даже в зоне, когда зэк убегает с рабочего объекта, оцепление держат десять дней.

— Зэку идти практически некуда, а здесь — тысячи дырок!

Не хватало чтоб меня захомутали как малолетку — тепленьким. Василий вскочил с дивана и нервно, порывисто стал одеваться.

— Подожди, Василий, сядь на минуту, — миролюбиво обратился к нему Харасанов. Пугливо, как-то бочком, в комнату зашел бывший прокурор. Харасанов посмотрел на него тяжелым взглядом и металлическим, незнакомым Францу голосом, сказал: — Мои друзья, да и я тоже, опасаемся, что ты заявишь о нашем пребывании у тебя в милицию. Предупреждаю сразу, если ты на это пойдешь, будет много крови. В первую очередь не обойдется без трупов и среди твоего семейства.

Если все будет хорошо, сегодня или завтра мы уйдем. Хочу услышать от тебя вразумительный ответ, говори! Артур Джавахишвили заглотил воздух, словно выброшенный на берег карп, облизал сухие губы.

Главное, чтоб не пронюхали соседи… живите сколько нужно. Ты слишком умный и прекрасно понимаешь, что нынешняя власть тебя не защитит. Двоим из нас светит ВЫШКА, ты ведь бывший прокурор, хорошо понимаешь. Он понял, что этот измочаленный годами служака ни за что не нарушит покой и безопасность любимых им людей. Перед отъездом, казалось ко всему равнодушный, Харасанов неожиданно сказал: — Что-то, Бялковский, я тебя не узнаю. Другой художник на твоем месте в Питере с ума сошел бы… Франц удивленно спросил: — Ты о чем? Другой такой возможности может и не предоставиться. Впечатлений было столько, что он попросил у служителя карандаш и лист бумаги, принялся рисовать. — Я уже хотел звонить в Эрмитаж не появилась ли у них в Египетском зале новая мумия, — пошутил Харасанов. — Не обижайся, Франек, но сейчас для нас главное забрать девушек из больницы. Кстати, приятная для тебя новость: час назад из городского автомата я разговаривал с Наташей. Пока они в безопасности, их охраняют ребята из ФСБ. Василий демонстративно подбросил в руке парабеллум и сказал: — Кто кто, а эти ребята нас искромсают в капусту. Василий спрятал пистолет в новенькую кобуру, приобретенную в охотничьем отделе ДЛТ.

— Старая добрая поговорка “без бумажки ты букашка, а с бумажкой — человек” в этой стране жить будет вечно. Из Санкт-Петербурга в Москву они выехали ранним утром. Когда Харасанов узнал о их прошлых перипетиях на ночном вокзале, раздраженно сказал: — Ну, я еще могу понять Франца, у него нет опыта.