Поздравление С Днем Рождения Романтическое Для Жены

Непокорных, в чем-то провинившихся заключенных бросают в такие камеры.

Находящиеся там уголовники, с согласия начальства, за чай или анашу до смерти избивают “гостя”. После такой обработки заключенному остается только одно: отбитые внутренности, затем смерть в камерах тюремной санчасти.

Петренко сел за письменный стол и принялся теребить пшеничные усы. По внешнему виду начальнику тюрьмы можно было дать пятьдесят лет. Худощавый, невысокого росточка, Петренко Иван Григорьевич начал свою карьеру в тридцать втором году. Уже в те годы, будучи следователем НКВД, он имел право петушком бегать вокруг очередной жертвы и безнаказанно тыкать сухим кулачком в зубы.

Его добродушное лицо, украшенное пшеничными усами, уже тогда умело невинно улыбаться, когда под Жмеринкой, в районе деревни Ров, он собственноручно посылал пулю за пулей в затылок очередного “врага”. Опытному человеку все же можно было определить в белизне этих глаз прямые наклонности садиста. Так много, что по вечерам правая рука начинала отекать. Его жене, Петренко Марье Григорьевне, приходилось делать ему травяные припарки.

После освобождения городов в населенные пункты вступали его родные подразделения. “Тяжкий труд” кагэбиста скрашивался тем, что на Родину можно было Поздравление С Днем Рождения Для Жены 55 отправлять машины, доверху набитые немецким барахлом. После смерти “великого учителя” жить опять стало несколько труднее.

А когда его перевели в систему лагерей, эти связи помогли занять пост начальника тюрьмы. Новая работа убрала из его жизни некую абстракцию, обусловленную работой следователя. Наслаждения, возникающего при беседах с врагами, он получал меньше. Общение с Харасановым было чем-то связывающим с его молодостью.

Он даже по-своему полюбил этого сильного неугомонного мужчину. Теперь за эту позднюю любовь ему придется расплачиваться. По правде говоря, он давно мог отправить Харасанова в лагерь. Но, разыгравшаяся страсть садиста требовала развязки. Когда он смотрел на это широкое лицо, ему перехватывало дыхание от желания сделать из него бесформенную массу.

Семидесятилетний полковник не мог без последствий убить “образованного”. Что-то внутри подсказывало, что Харасанова не поймают. Дежурный прапорщик втолкнул плачущего Валентина Королькова в камеру № 45. Навстречу ему поднялся огромный наголо обритый верзила. — крикнул он наблюдающему в глазок прапорщику, — сколько шалы приехало? Петренко сказал подгонит большой пакет, а может и два. Заключенный по кличке Бык подошел к Валентину, ощупал его мышцы и безразличным тоном сказал: — Второй день, земляк, сижу без шалы… Ну, и чего ты натворил? — Я-я-я, — заикаясь выдавил Корольков, — уходил в побег… Срок маленький, сам вернулся. Тонкие губы приоткрылись, обнажая ряд рандолевых зубов. Недоумение Быка было столь велико, что он отступил на шаг и волосатыми пальцами поскреб голый череп. — Я сглупил, увязался за одним козлом, а потом одумался… Зачем мне с трояком еще три года за побег получать. С трояком можно на одной ноге на параше простоять, — повторил излюбленную в этих стенах поговорку. — Это ты правильно сказал, на параше… У меня, овца поганая, два вышака, а ты сам вернулся. Двумя пальцами правой руки он ухватил Валентина за нос, а левой, словно молотом, ударил под дых.

Бык схватил его за волосы и, фактически отрывая от пола, слета ударил лицом о стену.

Бык, словно ягуар, вцепился в честно заработанную добычу.

Снимай рубашку, Бык будет пить чифу, — осклабился он избитому Валентину.

Бык влез на унитаз, предварительно подцепив кружку на изогнутую ложку. Через несколько Поздравление Для Доброго Человека С Днем Рождения минут вода медленно стала закипать. Бык опустил толстые кривые ноги на пол и удовлетворенно крякнул. Из пакета ложкой он зачерпнул много чая и высыпал в кружку. Но, прежде чем взять кружку, неожиданно вскочил и с размаху ударил Валентина по лицу.

А ну, чеши на парашу, сиди там пока я не освобожусь.

В квадрате показалась улыбающаяся физиономия прапорщика.

— Успею, не переживай, мы с ним только начали любовь крутить. Дух, который в этих условиях всегда играл главную роль, был у него давно сломлен, и все же он предпринял слабую попытку уговорить уголовника. Словно побитая собака Валентин подошел к койке и сел возле Быка.

В СИ-16 приехал генерал Чухнарь, чтоб на месте разобраться и наказать виновных.

Петренко это обстоятельство нисколько не встревожило.

Он хорошо знал Чухнаря, да и наказание в его возрасте могло быть только одно — уход на пенсию. В 1946 году, на Буковине, они возглавляли отдел по борьбе с так называемой бандеровщиной.

Излюбленным выражением того времени у них была пословица: “Лес рубят — щепки летят.” “Леса” в Черновицкой области было хоть отбавляй. Из зеленой Буковины они перекочевывали в Казахстан, на Печору и еще бог знает куда. В ожидании Чухнаря Петренко сидел в своем кабинете и теребил пшеничные казацкие усы.

Идею отращивания и ношения этих усов он проводил параллельно с наращиванием демократии в стране.

Усы выросли, и вполне приличные для того, чтобы походить на добродушного дядьку, которого, как говорят на Украине, “хоть к ране прикладывай”. Время наложило отпечаток на облик старого “стреляки”. Теперь Чухнарь больше походил на человека, для которого основной проблемой является задача добежать до туалета. Петренко, который давно ходил с авоськой по магазинам и забивал “козла” с шахтерами-пенсионерами, ритм жизни ощущал лучше. — Ты мне тут дурачком не прикидывайся, — морщинистой рукой Чухнарь хлопнул по столу. — Десять лет Харасанов печатал листовки, то есть запрещенную литературу. Сам пойдешь на Соловки, — опять ушел в незабвенную молодость. — Подожди, Мишка, — Петренко порывисто положил свою руку на руку Чухнаря. — Я что, по-твоему, меньшевик, который выпустил Леньку Пантелеева?

И вспомни сорок шестой год, мало у нас бендеровцев сбегало? Рукой, покрытой пигментными пятнами, он потер дряблую щеку стареющего мопса. Дрожащей рукой он поспешно налил чайный стакан водки и со словом “будь”, отправил в мясистое отверстие. После приема водки лицо Чухнаря поразительно изменилось. Теперь он напоминал подвыпившего швейцара, спекулирующего сигаретами.

— О, да ты усы отпустил… Мне не пойдут… Послушай, Иван, мне бы мяса килограмм пятьдесят. Зэкам оно противопоказано… От него у них стоять начинает. Последние слова вызвали у Чухнаря необъяснимую злость.

Лицо приняло мертвенную маску, по молодости хорошо.

А исполнительные камеры у тебя в тюрьме есть или нет? То, что тот делал в прежние времена для укрепления духа, осталось в крови. Для врагов у нас есть все, как говорил товарищ Сталин. Опыт работы в НКВД всегда приходил Петренко на помощь. Вот и теперь он прослушал магнитофонную запись с откровениями Чухнаря и с удовлетворением отметил: “Теперь мне бояться нечего”.

Тем не менее, зная волчий нрав генерала, он решил себя обезопасить окончательно.

Петренко укрыл старого друга офицерским тулупом, и нажал кнопку звонка. — Алтухов, генерал с управления желает самолично провести беседу с осужденным Корольковым… Выяснить подробности побега.

— Но, товарищ полковник, — перебил лейтенант, — Михайлов дежурит на прогулочных двориках. Одного Михайлова, и чтобы больше там никто не маячил. Привычным движением Петренко расстегнул китель генерала и в наплечной кобуре нащупал рукоятку пистолета. “Осталось пятнадцать минут… Если Бог не помешает, а черт поможет, все будет Абгемахт”. Второй портативный диктофон он положил в нагрудный карман своего кителя. Будил он генерала беспощадно, как это только могут делать работники УВД. Но только тогда, когда он стал выворачивать ноздри генерала наизнанку, тот открыл глаза. — металлическим голосом заставил того вскочить и подтянуться. Чухнарь тупо уставился на человека, отдающего знакомый приказ, тем не менее, рявкнул угрожающим голосом: Они долго петляли в мокрых, плохо освещенных подвалах. Чухнарь, как манекен, шел за дежурным офицером время от времени повторяя: — Враги? У массивной двери, на которой помимо железной штанги висел амбарный замок, стоял дряхлый старик в военизированной форме. — Ты мне нужен, Михайлов, — хлопнул его по плечу Петренко. Когда они вошли в камеру, удивлению Быка не было предела. Даже прапорщики имели право заходить к смертникам только в сопровождении пяти-шести человек.

Валентин натянул одеяло на голову, а Бык вскочил с нары и вытянулся по стойке смирно.

— Этот самый, — жестяным голосом сказал Петренко, и плакатным жестом указал пальцем на уголовника. Пьяный до невменяемости Чухнарь все же стоял на ногах. Выпучив пьяные глазки, мало чем отличающиеся от пуговок Быка, он неожиданно громогласным голосом рявкнул: — Какая партия?! В начале визита он думал, что пришло помилование и сейчас этот старый генерал прикажет зачитать бумагу из Москвы.

— Я не понимаю, Иван Григорьевич, чё они меня спрашивают? Но и Петренко Иван Григорьевич повел себя не так как обычно. — Говорит не виноват, а сам только что из побега, — толкнул локтем Чухнаря. — закричал Бык, и стал стаскивать с нары Королькова. Заученным движением он молниеносно расстегнул китель и вытащил пистолет. Когда Бык увидел направленный на него ствол, его глаза округлились и увеличились до такой степени, что теперь напоминали глаза австралийской обезьяны.

— Гражданин начальник, я не… Отчаянную попытку объяснить прервал сухой звук выстрела. Теперь генерал вел беглый огонь по скрюченному на койке Королькову.

Вслед за выстрелами раздался крик полковника Петренко: — Михаил Васильевич, товарищ генерал, что вы наделали. Чухнарь судорожно сжимал рукоятку пистолета, бессмысленно уставившись на трупы. Петренко вырвал у генерала пистолет и выскочил в коридор.

— Быка застрелил ты, при попытке обезоружить генерала. Вспомни, скольких людей переправил на тот “берег”[40]?

При упоминании о деньгах морщинистое лицо прапорщика заметно оживилось. — Иван Григорьевич, я ваш понял, но только давайте шразу договоримшя. Тысяча долларов внучке на приданное, и мы с вами в рашщете. Завтра получишь тысячу долларов, а теперь беги к ДПНСИ, заяви по форме. Сначала в распахнутые двери ввалился капитан Ашимов, затем из санчасти прибежал дежурный врач Юрий Георгиевич в сопровождении двух прапорщиков. Чухнарь, у которого приступ алкогольного психоза сменился глубокой депрессией, сидел в ногах убитого Королькова, закатив глаза и склонив голову на грудь.

Казах Ашимов подскочил к Петренко и, выпучив заплывшие глазки, затараторил: — Тафаришт палкофник, генерал не пастрадала? Петренко устрашающе выпятил челюсть и, что есть силы, рявкнул: — Поздравление С Днем Рождения Для Гульназ А кто сегодня дежурный?! Кто должен был проследить, чтоб генерала сопровождала охрана?

Михалыч и Ашимов подхватили очумелого генерала под руки и потащили в кабинет начальника тюрьмы. Только глубокой ночью генерал Чухнарь пришел в себя. Первое, что он увидел, было аскетическое лицо полковника Петренка, склоненное над письменным столом.

Пробуждение генерала Петренко встретил театральным движением разведенных в разные стороны рук. — Ну, слава Богу, я уже хотел к тебе вызывать доктора.

Он что-то силися вспомнить, но изношенный старческий мозг информацию не воспроизводил. — Я, Миша, конечно же пью, но, когда пьяный, во время перестройки людей не убиваю.

— Я вам покажу, как из старшего по званию делать дурака! Зловеще, медленной походкой он подошел к сидящему на тахте Чухнарю и сухим пальцем ткнул его в грудь. Вновь почуяв гипнотическую силу этого человека, Чухнарь испуганно притих. — Вчера ты затребовал показать камеру, в которой сидел сбежавший с Харасановым Корольков. Так вот, дорогуша Михаил Васильевич, при свидетелях ты застрелил двух заключенных — Зубова и Королькова. Это тебе не тридцать седьмой год, загремишь как миленький под суд.